Шалости нечистой силы
Шрифт:
– Смешной ты… Если Ирина задумала вещи выкрасть – во что я, впрочем, не верю, дикость какая-то! – то она ведь не сама пойдет двери взламывать! Она наймет кого-то, а у замков нет секретов от профессиональных воров…
– Тогда… Тогда вот что: немедленно все упаковываем и перевозим ко мне! У меня не найдут! А когда все закончится – заберешь обратно…
Виктор, довольный своей идеей, посмотрел на Веру, ожидая одобрения… Но ему сделалось страшно. По ее лицу мгновенно разлилась эта мертвенная бледность, с которой он боролся в течение последних недель; снова погасли глаза, и безразличие заполонило их своей мутной водой; снова ее взгляд,
Рано он праздновал победу! Нет, он пока не выиграл у смерти: все начинается сначала…
Одно хорошо: он опять нужен Вере.
И он будет рядом с ней.
Он приблизился к Вере, стоявшей у окна, и несмело приобнял ее за плечи, ожидая: стряхнет его руку? Высвободится осторожно? Скажет: не надо, Виктор, это лишнее?
– Вон он, – сказала Вера. – На детской площадке сидит, видишь? Лица не разглядеть, но по всему видно – тот самый: синяя куртка, шапочка до глаз…
Виктор выскочил из квартиры, рыча на ходу что-то неразборчивое.
Но когда он влетел во двор, детская площадка была пуста.
Три бриллианта, один сапфир…
Марина часто ловила себя на злых мыслях, связанных со смертью отца, как будто бы он мог ее услышать оттуда, где находилась его душа, и она бросала ему мстительно: «Вот, доигрался! Я тебя предупреждала, эта твоя блядища теперь как ни в чем не бывало на твои же денежки любовников молодых разведет!»
Наталья Константиновна быстро захапала себе все, что находилось в квартире, пожертвовав в пользу Марины только фотографии и какие-то мамины вещи, хранившиеся как память. Марина судиться не стала: по завещанию, которое отец все же предусмотрительно додумался написать, основные суммы и недвижимость были распределены, и, хоть разные неучтенные мелочи (и весьма дорогие мелочи!) остались у Натальи, Марина получила свою немалую долю: ее квартиру, и их дачу (к большой досаде Натальи), и увесистую часть в денежном выражении, акции и ценные бумаги.
Она послала Наталью к чертовой матери и, покончив с делами по наследству, решила забыть о ее существовании.
До некоторой степени ей это удалось. Вместе с исчезновением Натальи Константиновны из ее жизни стала потихоньку уходить и обида на отца из ее души…
Мир становился светлее, и даже воздыхатели стали казаться не такими уж и продажными, и собственная внешность, утратив высокомерную угрюмость, показалась куда милее и вполне достойной поклонения без вдохновляющей роли дензнаков…
Право, и за что она на своих поклонников так взъелась? Ладно, Валеру вычеркнем, он явно из породы жиголо, но Коля и Саша… Они хорошие ребята, и они влюблены в Марину. Она-то нет, но почему бы не принять их ухаживаний? Раз уж в круиз не получилось… Коля звал на дискотеку, Саша звал в ресторан…
Развлекаться! Вот что надо делать! А не перебирать свои обиды и несчастья. Она молода, вполне хороша собой, и в ее годы нужно радоваться жизни!
И Марина приняла оба приглашения: в ресторан с Сашей и на дискотеку с Колей…
Проведя веселые выходные, Марина почувствовала себя отдохнувшей, беспечной и почти счастливой. Она даже смилостивилась над одним журналистом, преследовавшим ее последние дни с просьбой дать интервью для
газеты «Московский комсомолец».Нет, интервью она вовсе не собиралась давать, но на этот раз снизошла до объяснений:
– Поймите, Юра, я не могу рассказывать во всеуслышание об интимных подробностях сцены, которую застала! Моя мачеха – и вы это знаете – подверглась насилию; мой отец умер от инфаркта! И я не стану развлекать публику собственной семейной трагедией!
– Но ведь, насколько мне известно, вы чуть ли не единственный свидетель, который видел всех четверых преступников в лицо! Скажите, вы могли бы их узнать? Не волнуйтесь, это вопрос не для прессы, я ваш ответ публиковать не буду: он ставит вас в положение опасной свидетельницы! Но просто хотелось бы понять: возможны ли хоть какие-то зацепки для следствия?
– Вряд ли я смогла бы узнать всех, – подумав, ответила Марина. – Но… вы правда не станете писать?
– Клянусь! – горячо заверил ее журналист.
– Одно, по крайней мере, лицо я запомнила… И даже принимала участие в составлении фоторобота. Не знаю, может ли это послужить зацепкой для милиции, но, если его все-таки поймают в один прекрасный день, я его опознаю. Более того, я однажды видела его на улице! Он шел как ни в чем не бывало, как ходите вы, как хожу я – как все нормальные люди! Именно вот это страшно, понимаете? Рядом с вами – насильник и убийца! А вы даже не подозреваете! Вы можете оказаться рядом с ним в метро, или в магазине, или в кафе… Это он убил моего отца! И, насколько я знаю, еще нескольких мужчин со слабым сердцем!
– И что? – живо заинтересовался журналист. – Что вы сделали, встретившись с преступником?
– Я крикнула ему: «Убийца!» А он сбежал, как последний трус, – вскочил в отъезжавший троллейбус.
– Как жаль, – улыбнулся журналист, – вы могли бы его задержать! Представляете, какой был бы шум в газетах? «Хрупкая девушка задержала маньяка!»
– Задержать бы я его не задержала, – нахмурилась Марина, слушая этот журналистский бред. – А вот в фоторобот смогла внести кое-какие уточнения… Только вы это не печатайте!
– Не беспокойтесь, – расплылся в сладкой улыбке журналист. – Я свое дело знаю. Слово чести! Зато мне вы очень помогли…
И все-таки разговор оставил у Марины неприятный осадок. И даже легкий страх: а вдруг все же напечатают? Марина бранила себя за легкомыслие, с которым уступила домогательствам журналиста, этого слащавого Юры Новикова. Она решила позвонить в «Московский комсомолец» и поговорить с главным редактором, заявить ему, что она категорически против, что подобная публикация могла бы поставить ее под угрозу… В конце концов, и милиция должна запретить публикацию подобных сведений, разве не так? Вон в американских фильмах – там свидетеля, тем более единственного, охраняют, даже прячут и дают ему новый паспорт, меняют место жительства!..
Но дальнейшие события заставили ее забыть о противном журналисте.
Пришло письмо: Марину приглашали на экстренное собрание акционеров.
Марине как-то до сих пор не приходило в голову, что наличие у нее отцовских акций может быть связано со словом «акционер». Выяснилось, однако, что она акционер и есть, и притом с весьма увесистым пакетом акций отцовской фирмы. И вот этот акционер приглашался на собрание.
Марине было совершенно невдомек, зачем идти на собрание и что она может там понять, сказать или сделать. Но ее позвали, и она пошла.