Шалости нечистой силы
Шрифт:
– …когда ушел, отказался…
– Разве я тебе что-нибудь предлагала, кроме кофе?
– Кончай, Александра! Перестань придуриваться! Я же тебе сказал: сдаюсь, признаю, что был не прав! Я…
– Ты не «был не прав», ты всегда не прав!
– Я тебя люблю и…
– Катись к черту!
– Ну повернись…
– К чертовой матери!
– Повернись ко мне…
– К чертовой бабушке!
– Иначе я тебя сам поверну!
Пауза. Тишина. Напряженная спина.
Потом холодно-надменно-капризное:
– У меня работы еще на сорок минут. За это
– Не выйдет. Ни то ни другое.
– То есть?
– Я не могу.
Он не видел, но знал, что тонкие черные брови изогнулись в вопросе.
– Я хочу тебя.
Она не шелохнулась. Но вдруг одеревенела нежная шея.
– Я хочу тебя так, что не могу пошевелиться.
– Ну и не шевелись… Останемся без ужина, будешь сидеть голодный, – буркнула Александра.
Кис просунул руки вперед и сомкнул их у нее на груди.
– Нет, прямо сейчас, – выдохнул он в ее щекочущие пряди.
Он ощутил, как напряглось ее тело под его руками. Он разомкнул руки и положил их ладонями на ее живот.
Он впервые прикасался к Александре так. И сейчас, прижав ладони к этой мягкой, незащищенной части тела, почувствовал, как его мгновенно подхватила черная спираль смерча, разметывая плоть в клочья, пронизывая мозг электричеством, высосав из его легких воздух так, что, казалось, невозможно было сделать вдох…
Александра сидела слишком прямо, пальцы ее все еще пытались терзать клавиатуру, но Кис видел на предательском экране череду бессмысленных букв, выползавших из-под потерявших контроль рук… Он чувствовал, как она сжалась, не желая сдаваться, но в этом жестком, напряженном теле он все же различил волну, словно оно сконцентрировало всю свою жизненную энергию там, под его руками, словно все соки этого растения ринулись ему навстречу, вовлеченные в круговерть поднявшегося в нем огненного смерча.
Он развернул ладони пальцами вниз и медленно, крепко прижимаясь к шелковой рубашке, повел их книзу.
– Уйди! Я работаю! – В голосе Александры послышались отчаянно-злые слезы.
Кис опрокинул ее вместе со стулом себе на колени. Заглянул в лицо: слух не обманул его, в темных глазах стояли слезы, и она старалась отвернуться от него.
Выгреб из стула, усадил к себе на колени. Сжал изо всех сил запястья, потому что Александра была явно намерена улизнуть. Она молча пыталась выбраться с Кисовых колен – он не пускал. Борьба закончилась в его пользу, она обмякла и затихла, ссутулившись у него на коленях. Слезы медленно ползли по побледневшим щекам.
– Не надо, не злись, – тихо сказал он. – Просто я не сразу оценил твой жест… Ты же знаешь, мужчины – тугодумы и консерваторы…
– Или тебе понравилось, что тебя упрашивали!
– Понравилось, – признался Кис. – Тем более что упрашивала ты…
– Ломался, как девица!
– Ну уж, не стоит преувеличивать! Я все-таки ломался,
как мужчина!– Называл подачкой!
– Я просто неправильно выразился, ты же знаешь, у меня лексикон бедный, не то что у некоторых журналисток, но я на самом деле хотел сказать: «Подарок»… Даже, пожалуй, хотел сказать: «Драгоценный дар»…
– Я должна была умолять тебя о милости!
– Это было так приятно…
– Признайся, тебе доставило удовольствие меня унизить! – всхлипнула она.
– Конечно…
– Мерзавец!
– Согласен.
– Негодяй!
– Видишь, и без словаря синонимов обошлись…
– Я тебя ненавижу!
– Разумеется. Я тебя тоже.
Кулачок стукнул его в плечо.
Кис кулачок поймал, прикоснулся губами, потом щекой…
Ее губы задрожали в новом приступе плача. Но хитрый персидский глаз уже заблестел проказливо из-под нависших на лоб каштановых волос.
Ах, плутовка! Он сгреб ее, отнес на диван, принес по молчаливому требованию носовой платок, на который Александра указала ухоженным ноготком, дружески подержал за плечи, ожидая, пока она успокоится…
И не успел опомниться, как был опрокинут, а плутовка уже сидела верхом, нетерпеливо срывая с него рубашку; пуговицы отскакивали с хулиганским треском, и наконец Александра, торжествуя, добралась до его волосатой груди. Припала; осыпала поцелуями; зарылась в шерсть. Пальчики, как паучки, проползли сквозь заросли, поскребывая коготками…
Он умирал. Он не верил, что это правда.
– Если бы я была блошкой, я бы поселилась здесь навсегда, на твоей коже, среди этих волосков, – простонала она, – и я бы пила твою кровь на завтрак, как апельсиновый сок….
– Кровопийца, – прохрипел в ответ Кис.
Он думал, что «молния» все-таки взорвалась, но нет, это Александра, изловчившись, высвободила рвавшуюся к ней плоть.
Кис зарычал и, ухватив Александру, ринулся с ней с дивана на пол, на бледно-голубой китайский ковер.
Не выпуская ее из объятий, он путался в пуговках ее косоворотки, пытаясь их расстегнуть, и Александра, извернувшись, сорвала с себя белый шелк, оставшись только в белом кружеве лифчика.
Он напал, сдирая оставшуюся одежду. Он боялся разорвать Александру на части, он так давно хотел этого…
– А я бы, – прошептал он ей в ухо, подминая ее под себя, – я бы забрался в тебя целиком и сидел бы там вечно, пожирая тебя изнутри: на завтрак, на обед и на ужин!
– Как червяк в яблоко, что ли? – хмыкнула под ним Александра, скосив хитрый глаз.
За оное оскорбление Кис отомстил ей со сладострастной жестокостью.
На этом светская беседа закончилась. У них были дела поважнее.
…Когда Алексей, уже полностью обессиленный, перевернулся на спину, Александра все не унималась. Оседлав его, она гладила его грудь, живот, она терлась об него щекой, она елозила по нему всем телом, то прижимаясь, то скользя.
– Не насытилась? – спросил Кис с некоторой опаской: вряд ли он способен в ближайшие два часа предложить ей что-либо еще.