Шалтай–Болтай в Окленде. Пять романов
Шрифт:
— Мне нужно с вами поговорить, — сказала она, все больше удивляясь. — Это ваш магазин? А зачем столько стекла?
Рабочие заносили оконное стекло в глубь магазина.
— На будки для прослушивания, — ответил он. — Пройдемте в офис. Там разговаривать удобней.
Она неохотно оставила свой наблюдательный пост и пошла за ним следом через коридор, по лестнице, ведущей в подвал и в заднюю комнату. Он закрыл дверь и повернулся к ней.
Первым побуждением Джозефа Шиллинга было отослать девушку домой. Она определенно была слишком молода, не старше двадцати.
Перед ним стояла маленькая, пожалуй, даже тощая девчушка с каштановыми волосами и бледными, почти соломенного цвета глазами. Его очаровала ее шея — длинная и гладкая, как на портретах Модильяни. Маленькие ушки с большими кольцами золотых сережек не алели ни чуточку. Безупречно чистая, с легким загаром кожа. Никакого акцента на сексуальности; ее тело не было излишне развитым, в нем был даже некоторый аскетизм, необычная, освежающая строгость линий.
— Вы ищете работу? — спросил он. — Сколько вам лет?
— Двадцать, — ответила она.
Шиллинг потер ухо и задумался.
— Какой у вас опыт?
— Восемь месяцев я работала в приемной кредитного общества, так что привыкла иметь дело с людьми. А потом я год с лишним печатала под диктовку. Я профессиональная машинистка.
— Это мне без надобности.
— Не глупите. Вы что, только за наличные собираетесь торговать? И даже кредит открывать не станете?
— Вся бухгалтерия будет в другом месте, — сказал он. — А вы решили, что именно так и нужно себя вести, когда нанимаешься на работу?
— Я не нанимаюсь. Я ищу работу.
Шиллинг задумался, но разницы так и не понял.
— Что вы знаете о музыке?
— Все, что нужно знать.
— Вы имеете в виду популярную музыку. А что вы скажете, если я спрошу вас, кто такой Дитрих Букстехуде [101] ? Вам знакомо это имя?
— Нет, — просто ответила она.
— Значит, вы ничего не смыслите в музыке. Вы попусту тратите мое время. Вы только и знаете, что песенки из хит–парада.
101
Дитрих Букстехуде(1637–1707) — датско–немецкий органист и композитор эпохи барокко.
— А хиты у вас продавать и не получится, — заметила девушка, — во всяком случае, в нашем городе.
— Почему это? — спросил удивленный Шиллинг.
— Хэнк — один из самых толковых закупщиков в поп–индустрии. Люди приезжают сюда из Сан–Франциско за пластинками, которых им не удалось достать в Лос–Анджелесе.
— А здесь находят?
— Обычно да. Всем, конечно, не угодишь.
— Откуда вам столько известно про этот бизнес?
Девушка мимолетно улыбнулась.
— А вы считаете, что я хорошо в нем разбираюсь?
— Ведете вы себя так, будто разбираетесь. Притворяетесь, значит.
— Я раньше гуляла с парнем, который работает у Хэнка на складе. И я люблю фолк и би–боп.
Отойдя в глубь
кабинета, Шиллинг вытащил сигару, обрезал кончик и прикурил.— В чем же дело? — спросила девушка.
— Я не уверен, что смогу поставить вас за прилавок. Боюсь, вы вздумаете указывать посетителям, что им должно нравиться.
— Вот как? — Она задумалась, потом пожала плечами. — Это будет зависеть от них. Я могла бы им помочь. Иногда это не повредит.
— Как вас зовут?
— Мэри Энн Рейнольдс.
Ему понравилось, как звучит ее имя.
— Я — Джозеф Шиллинг.
Девушка кивнула:
— Я так надумала.
— В объявлении был указан только телефон, — сказал он, — но вы добрались прямо сюда. Вы обратили внимание на мой магазин.
— Да. — Воздух вокруг зазвенел от напряжения. Она вдруг поняла, что происходит нечто очень важное.
— Вы здесь родились? — спросил он. — Милый городишко; мне он понравился. Он, конечно, небольшой и не слишком активный.
— Да он мертвый, — она подняла лицо, и он увидел в ее глазах непреклонное суждение, — будьте реалистом.
— Ну, может, для вас он и мертвый, вы от него устали.
— Я не устала от него. Я просто в него не верю.
— Здесь есть во что поверить. Пойдите, посидите в парке.
— И что там делать?
— Слушать! — выпалил он. — Идите и послушайте… мир вокруг вас. Виды, звуки, запахи.
— Сколько вы платите в месяц? — спросила она.
— Для начала двести пятьдесят. — Он был раздосадован. — Что, пора вернуться на землю?
Это не соответствовало впечатлению, которое сложилось у него о ней, но теперь он подумал, что в ее вопросе не было особого прагматизма: она просто пыталась нащупать точку опоры. Он чем–то огорчил ее.
— За пятидневную рабочую неделю это неплохо.
— В Калифорнии женщинам нельзя работать больше пяти дней в неделю. А что потом? Насколько поднимется зарплата?
— Двести семьдесят пять. Если все пойдет хорошо.
— А если нет? У меня сейчас очень неплохая работа.
Шиллинг расхаживал по кабинету, курил и пытался вспомнить, случалось ли с ним раньше что–нибудь похожее. Ему было неспокойно… настойчивость этой девушки взволновала его. Но он был слишком стар, чтобы относиться к миру как к источнику опасности; слишком многое доставляло ему удовольствие. Он любил вкусно поесть, ценил и музыку, и красоту, и непристойные шутки — только если действительно смешные. Ему нравилось жить, а эта девушка видела в жизни только угрозы. Но она все больше интересовала его.
Она вполне могла оказаться той, кого он искал. Она бодрая; сотрудник из нее выйдет толковый. И она симпатичная; если ему удастся сделать так, чтоб она немного расслабилась, она станет украшением его магазина.
— Вы хотите работать в магазине пластинок?
— Да, — сказала она, — мне было бы это интересно.
— К осени вы уже войдете в курс дела, — он видел, что схватывает она на лету, — мы можем договориться об испытательном сроке. Мне нужно присмотреться… в конце концов, вы первая, с кем я говорю.