Шалтай–Болтай в Окленде. Пять романов

— Ну… ей–богу! — сказал отец. Перед Брюсом возникла его красноватая безволосая лапа, и он взял ее в свою.

Из кухни появилась мать. Крохотное, загорелое, умное и набожное лицо ее так и лучилось, яркие глаза сияли. Здесь, у себя дома, она носила простую чистую одежду, которая всегда ассоциировалась у него с деревенскими жителями, людьми из маленьких городков Айдахо. Она улыбнулась ему, и ее тускловатые, просвечивающие искусственные зубы цвета целлулоидной расчески отразили свет лампы и заискрились.

— Привет! — сказал Брюс, чья рука все еще была зажата в плоской, мягкой и влажной ладони отца. — Как поживаете?

— Отлично, — сказал отец, выпуская наконец его руку и снова садясь в свое глубокое кресло, пружины которого звякнули под его тяжестью.

Мать порывисто схватила его и приложилась губами к его щеке, это произошло так быстро, что он и шевельнуться не успел, прежде чем она снова отпрянула.

— Как мы рады тебя видеть! — воскликнула она. — Как там, в Рино?

— В Рино я больше не живу. — Он уселся, и мать тоже. Оба родителя выжидательно на него смотрели, причем у отца лицо было невыразительным, а у матери — веселым и добрым, она ловила каждое его движение, каждое слово. — Я теперь живу в Бойсе. Я женился.

— О! — У матери перехватило дыхание, она вся так и сморщилась, потрясенная. Отец же не шелохнулся.

— Совсем недавно, — сказал он.

Отец по–прежнему никак не реагировал.

— Я не верю, — простонала мать.

— Будь это неправдой, он бы тебе этого не сказал, — обратился к ней отец.

— Нет, — сказала она. — Я все равно не верю. Кто она? — спросила она, переводя взгляд с одного на другого.

— Я не знаю, — сказал отец, похлопывая ее по колену. — Успокойся, вот и все. — Он перевел взгляд на Брюса. — Это она сидит там в машине?

— Она там, снаружи? — возопила мать, вскакивая и подбегая к окну. — Как ты узнал, что она там? — спросила она у отца.

Тот отвечал в своей неторопливой манере:

— Услышал, что рядом остановился автомобиль, вот и выглянул посмотреть, кто там.

— Надо ее привести, — сказала мать, устремляясь к двери. — Как ее зовут?

— Не ходи за ней, — приказал отец.

— Да, — отозвалась мать, открывая дверь и выходя на веранду.

— Иди сюда и сядь! — громко сказал отец.

Она вернулась, возбужденная и раскрасневшаяся.

— Почему ты оставил ее в машине? — спросила она у Брюса.

— Сейчас он тебе объяснит, — сказал отец.

— Ее укачало, — сказал Брюс.

— Скажи ей, чтобы вошла в дом и прилегла, — потребовала мать.

— Сначала я хочу с вами поговорить, — сказал Брюс. — Я не приведу ее, пока вы не поклянетесь на Библии, что не скажете о ней ничего дурного.

— Никто и не собирается говорить ничего дурного, — сказал отец.

— Не приведу ее, пока вы оба не примете решение поступать так, как должно, а не так, как вас побуждают чувства, — продолжал Брюс. — Если вы скажете о ней что–нибудь дурное, я уйду и больше вы никого из нас не увидите. Я все обдумал, и мне очень жаль, но мне не хочется, чтобы вы как–нибудь ее огорчали.

— Он прав, — сказал отец.

— Да, — согласилась мать. — Что ж, теперь мы ее увидим?

— Она старше меня, — сказал Брюс.

— На сколько? — спросила мать.

— Это не имеет значения, — сказал отец. — Если Брюс на ней женился, то лучше бы тебе об этом и подумать. А решать — это не твое дело.

— На десять лет, — сказал Брюс. — Ей тридцать четыре.

Мать заплакала.

— Десять лет — это много, — с серьезностью в голосе заметил отец.

— Теперь я вам все рассказал, — подвел черту Брюс.

Родители сидели с несчастным видом, преодолевая расстройство чувств.

— Мне хотелось бы знать, в каком вы сейчас финансовом положении, — снова заговорил Брюс. — Послушайте. Вот вы отправили Фрэнка в колледж, но мне пришлось пойти работать сразу после средней школы; собственно, я работал еще и тогда, когда ходил в школу. Как насчет свадебного подарка?

— За свадебным подарком дело не станет, — сказал отец.

— Я не имею в виду десятидолларовую банкноту, — сказал Брюс. — Нам нужны тысячи долларов, тысяч шесть или семь.

Отец кивнул, словно это представлялось ему совершенно естественным.

— Я хотел спросить вас о деньгах, прежде чем вводить ее сюда, — сказал Брюс. — Это для меня, так что к ней никакого отношения не имеет.

Далее он рассказал им кое–что о своем магазине. Оба внимательно слушали, но он сомневался, что они его понимают. Они потеряли дар речи. Слишком уж были ошеломлены.

— Я не могу долго обо всем распространяться, у меня нет времени, чтобы быть вежливым; нам надо решить это прямо сейчас. Хочу получить деньги, прежде чем приведу ее сюда.

Голос его все повышался и повышался, пока он не начал уже на них кричать; они же сидели, придавленные к своим местам, и не перебивали его. Он успешно их шантажировал, что было единственным способом, с помощью которого он мог надеяться добиться своего. Он говорил и говорил, а они слушали; он им все разъяснил, а потом обрушился на них с требованием:

— Вы отправили Фрэнка в колледж; теперь пора сделать что–то и для меня, и сейчас как раз такое время, когда я действительно в этом нуждаюсь. — Он обошел молчанием тот факт, что Фрэнк выигрывал одну стипендию за другой. — Так что вы скажете?

— Мы всегда были готовы поддержать тебя, когда ты решишь, чем именно хочешь заниматься, — с достоинством сказал отец.

— Хорошо, — сказал Брюс, донельзя довольный; он победил их. Одним только напором своего голоса он заставил их принять все, что сказал; проскользнул мимо их естественной бережливости и здравого смысла. — Ну и чем же вы можете мне помочь? Послушайте, я хочу привести ее в дом, она там замерзает, а я сказал ей, что вернусь за ней через пару минут.