Шалтай–Болтай в Окленде. Пять романов

«Хорошо, — сказала она. — Теперь, думаю, я всех вас запомнила. Я хочу, чтобы вы расселись в алфавитном порядке, как у миссис Джэффи. И если я к кому–нибудь обращусь и неправильно назову имя, то пусть все остальные сразу же мне скажут, как правильно. — Она улыбнулась. — Так что, пожалуйста, поднимайтесь и безо всякого шума пересаживайтесь на свои обычные места».

Пока они пересаживались, она напряженно глазела на них, как будто высматривала что–то особенное. Никто не знал, что это такое, и даже независимым мальчишкам с задних столов было нечего сказать, когда они перебирались на свои обычные места.

«Чудесно», — сказала мисс Рубен, когда с этим было покончено.

Все было тихо. Они сидели в ожидании, полные страха.

«Последние две недели вы, дети, прекрасно проводили время, — сказала мисс Рубен. — У вас были летние каникулы авансом. Вы делали в точности то, что хотели. Надеюсь, вам это доставило удовольствие, потому что в следующий месяц вам придется оглядываться на эти денечки и думать, как же вам было хорошо.

Вам хочется знать, к чему привело такое ваше поведение? Вы заставили пожилую даму уйти из этой школы. Пожилую даму, которая была одной из самых первых учительниц здесь, в начальной школе имени Гаррета О. Хобарта. До того как родились ваши родители.

А в следующем месяце она собиралась уйти на пенсию. Вы сделали ее последний месяц невыносимым. Вы лишили ее возможности проработать свой последний месяц, который она заслужила.

Из–за вас она заболела.

Я, конечно, знаю, что не все вы в равной мере несете за это ответственность. Я долго говорила об этом с миссис Джэффи.

Я спросила у нее, кто из вас несет ответственность.

Знаете, что она сказала?

Миссис Джэффи не сказала мне, кто их вас виноват. «Все они — прекрасные дети», — сказала она. Что вы об этом думаете? Вы выжили ее из школы, где она проработала сорок один год, она из–за вас заболела — и что же, думаете, она хоть что–нибудь на вас сказала? Нет, ни слова».

Даже мальчишки покрупнее и покрепче потихоньку съежились на своих стульях. Все без исключения испытывали стыд и подавленность.

«Знаете, что вам надо сделать? — сказала мисс Рубен, голос у которой постепенно становился все громче. — Вам надо написать миссис Джэффи и попросить у нее прощения.

Я собираюсь выяснить, кто из вас главные наглецы и нахалы. Я выясню. Вычислю их.

Я учила детей гораздо старше вас. Там, на Востоке, откуда приехала, я обучала класс в средней школе.

Некоторые из вас собираются потянуть время а потом попытать меня на прочность. Хорошо. Посмотрим. Буду ждать».

Откуда–то из глубины класса донесся громкий непристойный звук.

Мисс Рубен поднялась со своего стула. «Так», — сказала она и медленно прошла по проходу между столами в дальнюю часть класса. Лицо у нее было красным, лоб и губы набухли. Когда она проходила мимо детей, те замечали, что глаза у нее яркие, настороженные и блестящие, как у птицы.

Никто ничего не говорил. Все сжались.

В дальнем конце классной комнаты мисс Рубен остановилась у стола, за которым сидел мальчик. Она смотрела на него, пока он не сгорбился, предчувствуя что–то неладное. Остальные заметили, что он дрожит, и некоторые из них стали хихикать. Мисс Рубен сразу же повернулась: «Тихо!»

Все мгновенно умолкли.

«Встань», — обратилась мисс Рубен к мальчику.

Тот поднялся на ноги, неуклюже отпихнув стул.

«Как его зовут?» — спросила мисс Рубен у класса.

Ученики все вместе сказали: «Скип Стивенс, мисс Рубен».

Сглотнув от волнения, Скип Стивенс сказал: «Я этого не делал».

«Чего не делал? — спросила мисс Рубен. — Я не обвиняла тебя в том, что ты что–то делал». Она произнесла это таким образом, чтобы все остальные поняли, что это шутка, и покатились со смеху.

Как только они отсмеялись, Скип Стивенс собрался с духом и сказал таким ровным и разборчивым голосом, какого только мог добиться: «Это сделал он». Он указал на Джо Сент–Джеймса, который это сделал.

Мисс Рубен сказала: «Пройди вперед, Скип. Ты будешь сидеть за столом впереди». Не оглядываясь, она двинулась по проходу к своему столу. Скип Стивенс понимал, что должен следовать за ней. Он ничего не сделал, но должен идти с ней. Опустив голову и осознавая свое унижение, он заковылял вслед.

«Найди стул», — приказала ему мисс Рубен.

Он двинулся назад, чтобы найти там свободный стул. Но мисс Рубен сказала: «Сюда. Садись прямо рядом со мной. Чтобы я могла тебя видеть».

Так что ему пришлось притащить стул и усесться рядом с ней. Он старался все время смотреть в пол; старался притвориться, что там, вблизи от него, ее нет.

Время шло. Класс безмолвствовал, все боялись, что она их заметит и о чем–нибудь спросит или заставит что–нибудь сделать.

«Что я такого сделал? — спрашивал он себя, опустив голову и не сводя глаз с пола. — Почему я здесь? Как такое вообще могло произойти?»

У нее нет никаких причин так со мной обходиться, думал он. Это несправедливо. В нем росла ненависть к ней, но в гораздо большей степени утверждалось чувство вины, ощущение того, что он допустил ошибку. Ненависть прошла, но чувство, что он не сумел поступить правильно, осталось. Я сам виноват, думал он. Я совершил промах и теперь за это расплачиваюсь. Она права. Я ненавижу ее, думал он, но она права. Будь она проклята.

Он прикрыл глаза ладонями.

Вскоре мисс Рубен, снова улыбаясь им на свой суровый, действенный, безличный манер, спросила: «Кто из вас бывал когда–нибудь в Нью–Йорке?»

После долгого молчания, когда никто не осмеливался шелохнуться, одна девочка подняла наконец руку.

«Когда это было?» — спросила мисс Рубен.

«Три года назад, мисс Рубен», — ответила девочка.

Мисс Рубен обратилась к Скипу Стивенсу: «Ступай к шкафу с принадлежностями, возьми линованную бумагу и раздай всем ученикам. — Она показала ему, какого размера бумагу имела в виду. — Первым делом сегодня утром, — сказала она, вставая и направляясь к доске, — я хочу, чтобы вы написали сочинение». На доске большими печатными буквами она написала:

МОЕ ПРЕДСТАВЛЕНИЕ О НЬЮ–ЙОРКЕ

«Я хочу, чтобы вы вообразили, что поехали на восток, в Нью–Йорк, — сказала она. — Хочу, чтобы вы написали обо всем, что, по–вашему, могли бы там увидеть. Если хотите, пишите о метро. Или о Кони–Айленде. Или о фондовой бирже. Или о «Янкиз». О том, каково, по–вашему, было бы смотреть футбольный матч. Или о музеях. О чем вам угодно».

Не противясь, каждый ученик брал лист бумаги, который ему вручался. Все сразу начинали строчить. Скип вернулся на свое место, прямо у стола мисс Рубен, и взял карандаш, чтобы написать свое имя в верхнем правом углу. Единственными шумами в классе было шуршание бумаги, дыхание учеников, поскрипывание карандашей и ластиков.