Шаляпин в Петербурге-Петрограде

Горький писал: «Был здесь Шаляпин. Этот человек — скромно говоря — гений.

Не смейся надо мной, дядя. Это, брат, некое большое чудовище, одаренное

страшной, дьявольской силой порабощать толпу. Умный от природы, он в

общественном смысле пока еще — младенец, хотя и слишком развит для певца.

И это слишком позволяет ему творить чудеса... Пока я не услышал его — я не

верил в его талант. Ты знаешь — я терпеть не могу оперы, не понимаю музыки.

Он не заставил меня измениться в этом отношении, но я пойду его слушать,

если даже он целый вечер будет петь только одно «Господц помилуй!». Уверяю

тебя — и эти два слова он так может спеть, что господь — он непременно

услышит, если существует, — или сейчас же помилует всех и вся, или превратит

землю в пыль, в хлам, — это уж зависит от Шаляпина, от того, что захочет он

вложить в два слова.

Лично Шаляпин — простой, милый парень, умница. Все время он сидел у

меня, мы много говорили, и я убедился еще раз, что не нужно многому учиться

для того, чтобы много понимать. Фрак — прыщ на коже демократа, не более.

Если человек проходил по жизни своими ногами, если он своими глазами видел

миллионы людей, на которых строится жизнь, если тяжелая лапа жизни хорошо

поцарапала ему шкуру — он не испортится, не прокиснет от того, что несколько

тысяч мещан улыбнутся ему одобрительно и поднесут венок славы. Он сух —

все мокрое, все мягкое выдавлено из него, он сух — и, чуть его души коснется

искра идеи, — он вспыхивает огнем желания расплатиться с теми, которые

вышвыривали его из вагона среди пустыни, как это было с Шаляпиным в

С[редней] Азии. Он прожил много, — не меньше меня, он видывал виды не

хуже, чем я. Огромная, славная фигура! И — свой человек!»

Самобытная личность Шаляпина не могла не пленить Горького. Однако

скоро Горький почувствовал, что у Шаляпина нет определившегося

мировоззрения, что его жажда свободы, независимости чрезвычайно стихийна.

Близость с Горьким заставила Шаляпина пересмотреть некоторые свои взгляды.

В 1901 году в издательстве «Знание» в Петербурге печаталось собрание

сочинений Горького. Писатель подарил его певцу с таким автографом: «Милый

человек Федор Иванович! Нам с тобой нужно быть товарищами, мы люди одной

судьбы. Будем же любить друг друга и напоминать друг другу о прошлом

нашем, о тех людях, что остались внизу и сзади нас, как мы с тобой ушли вперед

и в гору. И будем работать для родного русского искусства, для славности

нашего народа. Мы его ростки, от него вышли и ему все наше.

Вперед, дружище! Вперед, товарищ, рука об руку!

Максим Горький».

Влияние Горького на Шаляпина было огромно. Шаляпин очень гордился

дружбой с писателем. Он познакомил Горького с Теляковским, вместе они

бывали у Стасова, у многих петербургских друзей. Артист целиком был

поглощен личностью Горького, увлечен его творчеством. Он знал наизусть

множество произведений Горького и часто читал их друзьям.

Репортер «Петербургской газеты», проникнув в гостиничные номера

Собинова и Шаляпина, рассказывал читателям, с каким восторгом отзывался

Шаляпин о пьесах «Мещане» и «На дне», как читал по памяти диалоги Сатина и

Актера.

В один из приездов в Петербург Шаляпин остановился в доме №5 на

Колокольной улице. Узнав от Теляковского, что тот собирается предложить «На

дне» для постановки в Александрийском театре, Шаляпин вызиался прочитать

пьесу. Контора императорских театров и киартира Теляковского в Петербурге

помещались в здании за Александринским театром (сейчас здесь разместились

Театральный музей и Театральная библиотека имени А. В. Луначарского).

Вечером в квартире Теляковского собрались актеры, режиссеры, художники

— Гнедич, Санин, Озаровский, Головин, Дарский и Шаляпин. «Читал пьесу

Шаляпин и читал ее превосходно, — записал в своем дневнике Теляковский, —

Есе слушатели, конечно, были в восторге от такого изложения Шаляпина.

Шаляпин, по-моему, знаком хорошо с пьесой и читал ее как настоящий

художник. Сама по себе пьеса написана отличным языком и содержит в себе

довольно много философских рассуждений. Видны и большой ум, и

наблюдательность, и образование автора... Чтение продолжалось дс-трех часов

ночи. ...После ужина Шаляпин нам еще прочел «Манфреда», — конечно, все

наизусть».

Теляковский рекомендовал «На дне» к постановке в Александрийском

театре, но министр внутренних дел Плеве, узнав об этом, категорически

потребовал прекратить репетиции, и спектакль не был поставлен.

* * *

В декабре 1902 года в купе поезда Москва — Петербург ехали в столицу

едва ли не самые большие знаменитости России — «чародей звука» Леонид

Собинов, любимец публики, знаменитый тенор, в общении добрый, чуткий,

внимательный человек, и его коллега по Большому театру Федор Шаляпин. Их

обоих вызвала телеграммой М. Г. Савина, основательница Русского

театрального общества, для участия в благотворительном концерте в пользу

общества.

Дорогой Собинов и Шаляпин говорили на разные темы, обменивались

впечатлениями, беседа затянулась далеко за полночь. «Федор был именно такой,

каким я его больше всего люблю, простой, душевный, без всякого ломанья.

Говорили о всякой злобе последних дней... потом он рассказывал историю своей

карьеры, своего артистического развития, которое началось с перехода его в

Мамонтовскую оперу», — вспоминал Собинов. Шаляпин много и увлеченно

рассказывал о Горьком, читал Собинову наизусть отрывки из его произведений.