Шаманка. Место рядом со мной

– Отправь его в отпуск.

Вадик хотел сюда в отпуск. Совпадение?

Достаю телефон, пишу ему распоряжения. Течение несёт нас в русло Бии.

– Зачем мотор выключила?

– А зачем людей будить? Пусть спят…

– Ты всегда так своих гостей вывозишь? Поэтому местные думают, что они не возвращаются?

Не отвечая, Мара тоже опускает ладонь в воду.

– Ты говорила, что ты в ссылке.

– Говорила.

– Что такое Правь? Где это?

– И Навь, и Явь, и Славь, и Правь – это состояния сознания, а не «где», его эгрегоры.

– Как это?

– Дерево находится рядом с нами, но его сознание спит. Оно в состоянии Навь. Наркоман находится тоже рядом с нами, но живёт в Нави. Шизофреник…

– Я помню, да. А мёртвые уходят в Навь?

– Некоторые. Некоторые – в Славь.

– А Правь?

– Тебе бы лучше про Явь интересоваться, – на её лице мелькает слегка высокомерная усмешка.

– Ладно. Явь.

– Явь – это состояние сознания, когда дух уверен, что всё вокруг – объективная реальность, и всё происходящее не зависит от него, а зависит от обстоятельств. А он часть всего этого.

– Интересно. Но разве бывает иначе? Нет, понятно, что можно немного управлять объективной реальностью по известным схемам, но по большому счёту она – данность.

– Ты в это веришь, потому что ты из Яви, – улыбается она.

– А во что веришь ты?

– Я заперта здесь… И ограничена этой реальностью, как и ты. Но я знаю, что эта так называемая объективная реальность всего лишь морок, отражение твоего духа в материальном мире. Всё, что вокруг, обосновано тем, что внутри. Это Правь. И весь мир в моих руках, – протягивает она ладонь, рассматривая её.

– Это и есть магия, да?

– Нет. Магии вообще нет. Это сказки. То, о чём я говорю, ближе к верхним ступеням йоги, если уж на то пошло, и к провидению, если смотреть на это из Яви. Из Прави отлично виден узор морока Яви. Но я практически слепа. Увы.

– Кстати… что с твоими глазами?

– Ты очень любопытен.

– Ты очень мифична, – пожимаю плечами. – А я с детства люблю сказки. Так что с ними?

– А у меня вообще нет глаз. Только «чело».

Она снимает очки, подаваясь вперёд и вглядываясь в мои глаза.

Я зависаю, мой взгляд теряет фокус, перед глазами всё плывет. Её разные глаза сначала расплываются, а потом соединяются в один как бы 3D рисунок. И этот глаз очень объёмный, выразительный, хрустально-бирюзовый с огромным чёрным зрачком…

Встряхиваюсь…

Видение тут же развеивается, и я опять вижу её немного странные, но вполне обычные глаза.

– Что это было?

– То, что я сказала.

– Я видел один глаз.

– Это «чело», на востоке этот орган называют чакра третьего глаза, аджна. А глаз у меня нет. Я слепа.

– Как это слепа?!

– Так. Но из своей Яви ты видишь меня такой. Женщиной с двумя глазами разного цвета.

Я снова встряхиваюсь, пытаясь заглянуть ей в дымчатые стёкла.

– Это был гипноз? Ты гипнотизёр, да?

Мара улыбается, не отвечая.

Причаливаем мы за мостом у заправки. Там стоит рейсовый автобус. Мара быстро что-то обсуждает с водителем. И мы садимся с ней на пустое заднее сиденье.

– Я немного посплю, не буди, – кладёт она мне голову на плечо.

И я от неожиданности каменею, вдруг впервые почувствовав за этой аватаркой именно женщину. Красивую…

* * *

Возле трапа дожидаюсь Мару. В самолёте пришлось лететь на разных рядах и поговорить не удалось.

В Москве уже темно.

– Давай сумку.

Её заплечный мешок не выглядит лёгким. Интересно, что там?

– Я сама.

– Что там у тебя…

– … голова Василиска.

Я, вообще-то, про медузу Горгону хотел пошутить! Но практически попала. И я обескураженно иду рядом с ней.

Юморок у неё специфический…

Забираю первое попавшееся такси. Домой ехать не вариант, там могут быть какие-нибудь сюрпризы, и я еду в среднего класса гостиницу. Не сообщая никому из своих, что уже вернулся.

Она смотрит в окно такси на ночной город, не снимая своих очков. Мне хочется ей сказать, чтобы сняла, темно ведь, но вспоминаю её «я слепа».

– Мара…

– М?

– А почему ты в ссылке?

– Известное дело, почему, – вздыхает она. – Только одна есть причина.

– И какая же?

– Вмешательство в узор мироздания.

– Ты подправила свою судьбу?

– Свою каждый может править так, как считает нужным. Я вмешалась в чужую.

– Ты сожалеешь?

– Нет, – ухмыляется она. – Всё идет согласно плану. Но если ты имеешь в виду, испытываю ли я дискомфорт, то естественно.

– А разве сейчас ты не вмешиваешься в мою судьбу?

– Нет. Я делаю то, что нам обоим предопределено.

– Ты очень крутая сказочница. Не даёшь ни одного ответа, но слушать тебя хочется, не останавливаясь. Не вмешиваешься, значит… То есть, умру я или не умру от тебя не зависит.

– Ты умрёшь. Все умирают.

– Окей! Когда я умру.

– Принципиально – не зависит.

– И я мог бы не ехать к тебе.

– Нет, не мог бы. Тебе было предопределено приехать.

– А если я сейчас выстрелю тебе в голову – это тоже так было задумано?

– Я умру не от пули. Ты не выстрелишь.

– Кто знает, как ляжет карта…

– Любой из Прави, – лениво ухмыляется она.

– А очень хочется выстрелить!

– Это инфантильный протест против чужой воли.

Нда…

– А почему инфантильный?

– Любой протест инфантилен. Зрелый дух знает, что всё – иллюзия и продукт его состояния. Он или принимает себя, или работает над собой.

«Ой, всё!» Я закатываю глаза, раздражаясь на эту её странную эпичность в рассуждениях.

– Так ты слепа?

– Да, – поворачивается ко мне.

А ориентируется в пространстве она отлично.

– Ты как-нибудь видишь меня?

– Как-нибудь вижу, – кивает.

– Как?

Она снимает очки.

– Так, – закрывает она свой карий глаз, оставляя бирюзовый, – я вижу тебя через Навь. Я вижу влияние духов, как ты вплетён в нижние сферы, всех лярв, которые жрут тебя, твою смерть, твои сны, твои инстинкты, травмы…

Меняет руку, закрывая голубой и оставляя карий: