Шанхай. Книга 2. Пробуждение дракона
Шрифт:
— Шанхайское наречие мне всегда нравилось больше других, — ответил Сайлас. — Некоторая грубость сочетается в нем с необыкновенной красотой.
— Как и в самом Городе-у-Излучины-Реки, — кивнув, согласилась Май Бао.
Сайлас Хордун кивнул в ответ и жестом пригласил гостью садиться, отметив про себя элегантность ее движений и грацию, с которой она приподняла платье. Устроившись в кресле, она разгладила складки на коленях длинными тонкими пальцами.
Сам он в ее присутствии чувствовал себя толстым, неуклюжим и в какой-то момент поймал себя на том, что непроизвольно втягивает живот. Глядя на эту женщину, Сайлас испытывал чувство удивления.
— Чем я могу быть вам полезен, мисс Май Бао? — спросил он.
Отточенным
— Мир Цветов понес большую утрату, — наконец сказала она.
Поначалу Сайлас подумал, что умерла знаменитая мать Май Бао, но в следующую секунду понял, что ошибся. О таком событии трубили бы все газеты, а о смерти Цзян на страницах шанхайской прессы не было ни слова. Внезапно Сайласа охватило странное чувство. До его сознания словно дошло некое предупреждение, содержавшееся в дневниках отца, и на лбу у него выступили капельки пота. Он сунул руку в карман, но в тот же момент увидел, что Май Бао протягивает ему нарядный платок из чжэньцзянского шелка. Сайлас взял платок и вдохнул исходивший от него тонкий аромат.
— Рука не поднимается воспользоваться такой красивой вещью, — проговорил Сайлас, задержав платок в руке дольше, чем было необходимо, и это не укрылось от глаз Май Бао.
Она знала многих фань куэй, хотя никогда не допускала их в свою спальню. Но при этом, в отличие от многих китаянок, Май Бао не находила мужчин европейской внешности такими уж отталкивающими. Она давно приучила себя не испытывать отвращения при виде их вторичного волосяного покрова, который большинство китайцев находили мерзким, и ее не раздражали их крупные черты лица. Ей, правда, до сих пор казался странным исходивший от них запах, она не могла понять привычку чужеземцев пить молоко и есть сыр, а вот аромат табака, окружавший многих из них, ей даже нравился. Из-за высокого роста из всех куртизанок обычно первой фань куэй замечали именно Май Бао. Но, будучи старомодной и консервативной, она всегда оставляла их авансы без внимания. Фань куэй могли оказаться рядом с ней только во время ее выступлений. Для Май Бао не было секретом, что китайские мужчины восхищаются ее пением и искусством игры на эрху, но лишь недавно она открыла для себя, что ее мастерство не оставляет равнодушными и фань куэй.
— Я был на нескольких ваших выступлениях, — сказал Сайлас.
— Могу я спросить, где? — удивилась она.
— В театре «Даньгуй», — ответил Сайлас, положив платок Май Бао на разделявший их стол.
— Недавно?
— Нет, несколько лет назад.
— Я не настолько стара, — улыбнулась Май Бао, — чтобы вы могли видеть мои выступления несколько лет назад, мистер Хордун.
— Верно, — смутился Сайлас и поспешно добавил: — Простите, я не хотел вас обидеть.
— Я вовсе не обиделась. Но вы говорите, что это было несколько лет назад?
Сайлас тяжело вздохнул и отвел взгляд от этого чудного создания. Он испытывал непреодолимое желание поведать ей историю своей жизни или, по крайней мере, рассказать о смерти жены и нерожденного ребенка.
Май Бао смотрела на этого странного человека, лицо которого вдруг исказили глубокие внутренние переживания. Как и любой житель Шанхая, она знала грустную повесть первого брака Сайласа и смерти его жены во время родов. Может, именно об этом он сейчас вспомнил?
— Смерть комкает время, выворачивает его наизнанку, и потеря, случившаяся давно, начинает казаться недавней, — сложив руки на коленях, проговорила девушка. Затаив дыхание, она ждала ответа, но его не последовало. Он просто смотрел сквозь нее и молчал.
— Именно смерть жены привела вас в театр «Даньгуй»?
— Только ваше искусство помогло забыть о боли, — ответил Сайлас, посмотрев на эту сильную, красивую женщину. — Я солгал вам.
— Простите,
я не совсем понимаю. В чем вы солгали?— Солгал, сказав, что был на нескольких ваших выступлениях. На самом деле я видел их все. Каждый раз, когда вы выступали, я находился в зрительном зале. — Руки Сайласа летали в воздухе, как два голубя, которых выпустили из клетки, а глаза его внезапно наполнились слезами. — Ваша музыка вернула меня к жизни.
Май Бао была потрясена. Она и помыслить о таком не могла. Она ни разу не замечала его в зале, но в том не было ничего удивительного. Во время выступлений в глаза ей бил свет прожекторов, поэтому обычно она жмурилась и не видела публики. И вот теперь перед ней сидел человек, с которым она, оказывается, в течение длительного времени разговаривала посредством своей музыки, даже не подозревая об этом!
— Откуда вы узнали все эти песни?
— Вы единственная, кто их исполняет.
— Их написала моя двоюродная бабушка, Сказительница.
— И песня, которая называется «Слезы времени», тоже ее?
Май Бао утвердительно кивнула, хотя на самом деле эту песню сочинила она сама после того, как прочитала наброски сценария новой пьесы, которую собиралась написать ее бабушка. Пьеса должна была рассказывать о музыканте, который игрой на эрху пробуждал любовь в душах других людей, хотя сам так и не познал ее. Название «Слезы времени» ей тоже подсказали бабушкины записи, несмотря на то что оно в них не упоминалось.
Сайлас встал и отвернулся. Май Бао обратила внимание на то, что в нем нет грузности, которая присуща большинству преуспевающих фань куэй. Эти глупцы почему-то считали, что толстое пузо является наглядным свидетельством их жизненного успеха. Но мужчина, стоявший перед ней, не был толстым, хотя и его не обошла стороной полнота, сопровождающая любого человека на исходе среднего возраста. Его движения были грациозны, а взгляд — чист и ясен. Это привлекало Май Бао.
— Что-то я расчувствовался. — Он снова повернулся к ней. — Простите.
— В вашей записке говорилось, что вы хотели бы обсудить со мной какой-то деловой вопрос. — Женщина слегка склонила головку набок.
— Мне прекрасно известно, в каком бизнесе трудится ваша матушка. Кстати, передавайте ей от меня наилучшие пожелания.
— Непременно, мистер Хордун, — ответила Май Бао и улыбнулась. Ей вспомнилась история о том, как Сайлас, еще юношей, впервые пришел в заведение ее матери.
— Хорошо. А теперь скажите, мисс Май Бао, чем я могу вам помочь.
— Вы знаете кладбище Симин Гунсуо?
Сайлас знал и о кладбище, и об осквернении французскими властями могил куртизанок. Более того, он безуспешно пытался доказать чиновникам, что их действия ставят под угрозу безопасность всего Иностранного сеттльмента. О том, что подобные действия являются глупыми и оскорбительными, он говорить не стал, поскольку это было очевидно для любого мыслящего человека. Но французы пропустили все эти доводы мимо ушей, отмахнувшись от него, как от язычника, сующего свой толстый нос в дела истинной церкви.
— Да, я весьма сожалею о том, как ведут себя в данной ситуации французские власти, — проговорил он.
Май Бао склонила голову в знак того, что принимает его извинения за действия других фань куэй, а потом снова подняла лицо.
Теперь настала очередь Сайласа удивиться слезам, текущим по ее безупречной коже.
— Жизнь моей матушки подходит к концу, и, если не станет кладбища Симин Гунсуо, мне будет даже негде похоронить ее останки. Нам, принадлежащим к Миру Цветов, необходимо место, чтобы хоронить наших мертвых, и я надеюсь, что вы поможете мне подобрать на территории Иностранного сеттльмента участок земли, на котором мы смогли бы устроить новое кладбище. Главное, чтобы на эту местность не распространялись законы французов-католиков и их глупые правила относительно «долговечных» гробов.