Шанс? Жизнь взаймы

Я тебе по-русски пою,Но если хочешь, могу по-татарскому… [38]

Татарский только начал изучать, поэтому тут в песне явное преувеличение. Но кроме песни, были дела поважней. Наученный жесткой наукой Ивана Товстого и Сулима, я продолжал движение той же рысью, что и прежде, которой был намерен проехать весь остаток дня. Никакие враги не могли меня выбить из оптимального темпа.

Чтобы меня догнать, им и так пришлось ехать быстрее, чем предписывала многовековая практика конных передвижений. Значит, кони уже притомлены. Догонять меня тоже усилий стоит. Рано или поздно это скажется, а значит, они начнут отставать. Но логика была чужда моим преследователям. Вместо того чтобы развернуться и признать себя побежденными, они метр за метром сокращали разделяющую нас дистанцию. Видимо, неведомый режиссер подгонял их к следующему куплету, где «кто рот раззявит, тот успокоится». Только с «пикой» [39] промашка вышла. Ее, как и тяжелый арбалет, оставил на сохранение товарищам в основном караване. Но поскольку стрела – это уменьшенная копия пики, а стрел у меня аж два полных колчана: в бою боеприпасов много не бывает, – то и тут можно засчитать режиссеру попадание в действительность.

38

Тот же источник, слова изменены.

39

Слова из той же песни.

До момента, когда дистанция сократилась до трехсот метров, никаких изменений темпа езды не предпринимал, но затем начал потихоньку разгонять своих коней – так, чтобы не дать противнику сблизиться больше чем на сто пятьдесят. То, что наши скорости выравнялись, стало для преследователей неприятным сюрпризом. Они искренне поверили, что смогут меня догнать, и некоторое время пытались громкими криками и шенкелями взбодрить своих коней, но, разобравшись, их лидер начал уменьшать темп скачки. Мне приходилось чутко реагировать на это. Загонять своих коней, увеличивая дистанцию, было бы верхом глупости. Вскоре мы вернулись к классическому варианту ходкой рыси.

Такое мое вызывающее поведение крайне не понравилось десятнику. Он перестал щериться и дал команду двум своим крайним бойцам увеличить темп. Те, подбадривая коней криками «хура, хура» [40] , вновь взвинтили темп.

Пришло время разыграть последний акт этого спектакля. Замысел противника стал мне понятен сразу. Его можно назвать «использование численного преимущества». Эти двое заставляют меня ускориться и держать темп, пока их лошади смогут его удерживать. Остальные двигаются в экономичном режиме. Если мои кони выдержат первый рывок, этот прием повторит вторая двойка. Рано или поздно мои задерганные постоянными ускорениями лошади сдадут, а основная группа попытается захватить мое красивое молодое тело. Такое развитие сюжета меня в корне не устраивало, поэтому темпа езды принципиально увеличивать не стал.

40

То же.

Самым опасным из них был правый от меня конник. Он мог спокойно расстреливать моих заводных лошадей, скачущих справа от меня, а мне в его сторону стрелять было крайне неудобно. Чтоб усложнить ему жизнь, а себе соответственно облегчить, заложил небольшую левую циркуляцию – так, чтобы прикрывать заводных лошадей собой и корпусом коня.

Вследствие этого маневра расстояние с левым всадником начало быстро сокращаться. Он увлеченно принялся осыпать меня стрелами, наивно полагая, что маскхалат – моя единственная защита. Мне приходилось прикрывать щитом в первую очередь коня. Хоть на нем была дополнительная кожаная попона, от прямого попадания она защитить не могла. Одна из его стрел чувствительно ударила меня в левый бок и осталась висеть, запутавшись в маскхалате. Татарин радостно закричал, радуясь своему успеху. Когда мы сблизились на пятьдесят метров, начал стрелять и я. Растянув лук, сделал вид, что стреляю прямо в него, стрелы не отпустил, а провел рукой. Татарин шустро закрылся щитом, но моя стрела со второй попытки глубоко вонзилась не в щит, а в правый бок его коня, рядом с шеей. Лошадь сразу сбилась с хода, ее зашатало. Всадник попытался тут же, на ходу, перепрыгнуть на заводную, но под обстрелом такие трюки редко заканчиваются успешно. Моя стрела в брюхе не улучшила его координации, поэтому он свалился на землю.

Стрела тюкнула меня в спину, напоминая о втором стрелке. Развернулся и пустил в него две стрелы подряд – мне удалось попасть срезнем в голову его коня. Видно, от резкой боли лошадь затормозила всеми четырьмя копытами сразу, а всадник ласточкой спикировал на землю. Но, гад, как-то ловко перевернулся и вскочил на ноги, прикрытый щитом, в который тут же воткнулась моя третья стрела. Меня это огорчило… так хотелось дать кому-то «в голову… заточенной железкою» [41] , а тут такой облом. Лошадь не в счет.

41

Все та же песня.

Основная группа преследователей оставалась на комфортном для меня удалении в двести метров. Пользуясь краткой передышкой, осмотрел состояние своего подвижного состава. Моя лошадь получила стрелу в круп. Болтающаяся сзади кожаная попона из бычьей кожи не смогла остановить неточно пущенной в меня бронебойной стрелы. Та пришпилила попону к заду моей лошади. Выдернув стрелу и перепрыгнув на заводную лошадь, расширил ножом дырку в попоне и затолкал в рану живицы. Для меня в данной ситуации ранения лошадей были смерти подобны. Но та держалась хорошо. Стрела вошла неглубоко, круглый наконечник мышцы не порезал.

От основной группы преследователей отделилась четверка всадников и прибавила скорость, пытаясь взять меня в клещи, по двое с каждой стороны. Принимать с ними бой было бы безумием. Даже если мне удастся выкрутиться за счет доспеха, лошадям это не поможет.

Поэтому пришлось прибавить скорости, не подпуская их ближе полутора сотен метров. Не мытьем, так катаньем, но преследователи добились своего. Теперь все зависело от лошадей. Первый рывок они выдержат, тут сомнения не было. Но когда отстанут эти четверо и на рывок решится вторая четверка, тут уже все будет зависеть от нюансов, которые в данный момент не видны.

Скакал я долго, перескакивая на ходу с лошади на лошадь, все дальше отрываясь от отставшей четверки, продолжавшей езду рысью. Но все когда-нибудь заканчивается – закончилась и эта гонка. Татарам не было смысла загонять своих коней, они начали резко уменьшать темп, когда почувствовали, что те доходят до предела. Вот мы уже едем легкой рысью, а они постепенно переходят на шаг. Мне бы тоже нужно дать роздых лошадям – второго рывка они не выдержат, это уже и мне стало ясно, а моим преследователям, выросшим вместе с лошадьми, и подавно. Но тогда через десять минут меня догонит основная четверка. Если скакать дальше легкой рысью, это только оттянет неизбежное развитие событий…

Мне пришлось принять нелегкое, мужественное решение. Как только увидал в стороне небольшую балку, густо поросшую кустарником вербы и других растений, так сразу перешел на шаг, проехал мимо нее стороной, затем описал дугу и направил туда лошадей. Должен же быть мне какой-то бонус за то, что далеко впереди всех и меня никто не видит в данный момент.

Расчет был на то, что основные преследователи, не меняя темпа, ускачут дальше: главное направление движения не менялось всю скачку. А вот вторая четверка, когда сюда добредет, – та, скорее всего, нос свой засунет, но лошади у них никакие, и поэтому легко от них удеру. Перед тем как вволю постреляю. Люблю стрелять из засады. Особенно в спину. Психика неуравновешенная – знаю, что это плохо, а перебороть себя не могу…

Едва спрятал лошадей, зарядил самострел, вылез из балки в поле и залег за кочкой, как из-за холма показались едущие рысью всадники, растянутые цепью. Они пытались на ходу что-то разглядеть на траве. Один из них проехал в двадцати шагах от меня и даже бросил взгляд в кусты на дне балки. Но повезло и ему и мне. Так тоже бывает. Оба живы остались. Он умер бы первым, мне бы еще пришлось трепыхаться, но недолго.

Не прошло и десяти минут, как показалась вторая четверка. Те шли пешком, вели коней в поводу и тоже чуть ли не носом рыли землю. Один из них еще издали отделился и побрел в мою сторону. Тут сразу стало ясно: не разминемся. Жаль. Убегать и скакать на лошадях мне изрядно надоело. С удовольствием полежал бы часик в траве, пока не вернутся основные ребята. Подпустив его как можно ближе, с десяти шагов вогнал ему в лоб бронебойный болт и побежал к лошадям. До тройки его друзей было метров сто, а мне хорошо удавались выстрелы метров на пятьдесят – шестьдесят.

Все-таки песня нам «строить и жить помогает». Спел «в голову дам заточенной железкою» – и дал. Пацан сказал – пацан сделал. Мне можно было собой гордиться, но не стал. Помнил, что скромнее надо быть.

Быстро забравшись на коня и ведя еще двоих в поводу, выехал с противоположной стороны балки и легкой рысью направился обратно, в сторону северо-запада. Путь натоптанный, следов много – пусть поищут, следопыты, когда и где в сторону сверну. Татары орали мне в спину, но в поле, за две сотни метров, невозможно что-то услышать. Поэтому молча продолжил убегать от них рысью, отметив, что на своих коней они сесть не рискнули. Не надо было так загонять.