Шантаж

– В твоем присутствии, Марик, как свидетеля вручаю наши семейные реликвии невесте моего сына Светлане.

Она собрала оставшиеся силы и чуть-чуть приподнялась на взбитых подушках.

– Все, что находится в этой комнате, – указала она глазами, сделав слабый жест рукой, – пусть остается до возвращения Миши в неизменном виде. Когда меня не станет, комнату заприте и опечатайте...

Немного передохнула и продолжала с небольшими паузами:

– В резном ларце – фамильные драгоценности, Свете о них известно. Пусть сохранит их до возвращения Миши. Он знает, как ими распорядиться.

В белом конверте – завещание на имя Светланы, заверено. Оно дает ей право унаследовать все мое достояние в случае смерти Михаила. Светочку прошу также взять на хранение наш фамильный архив и исторические документы. Оставлять их в пустой квартире считаю опрометчивым.

В большом желтом конверте – доверенность на твое имя, Марик, и все мои документы для похорон. Там же сберкнижка моя и наличные деньги. Думаю, хватит покрыть расходы... и церковный обряд. Надеюсь, не откажешь мне, как лучший друг Миши... Знаю твою порядочность.

Последнее напряжение, длинная речь оставили ее без сил.

– Простите меня, устала очень, – еле слышно заключила Ольга Матвеевна и закрыла глаза, – не забыла ли о чем-то важном?.. Но ничего больше не сказала.

Чувствуя, что теперь ей лучше остаться одной, Марк и Светлана убрали все со стола, заперли секретер, оставив связку ключей на тумбочке у изголовья больной, и бесшумно вышли.

Всю дорогу от Арбатской площади до Патриарших прудов Марк шел рядом со Светланой, осторожно и бережно держа на руках конверт с малышом. Он был горд и счастлив, как если бы шел с женой и собственным ребенком. Они почти не разговаривали. Света была подавлена тяжелым состоянием Ольги Матвеевны, предчувствием скорого конца, безысходной неизвестностью о судьбе Миши.

А верный ее оруженосец думал в это время совсем о другом, убежденный в гибели друга, как и все возвратившиеся «афганцы», которые знали Михаила. Даже из плена приходили весточки – работал восточный «беспроволочный телеграф»: пленных обменивали, ими торговали. Вырвавшиеся из пакистанских лагерей рассказывали о тех, кто остался в плену. Словом, прошедшего времени достаточно, чтобы сделать для себя решительные выводы.

Шагая рядом с ней – своей единственной любовью, – с ее ребенком на руках, Марк обдумывал, как ему правильнее, чтобы все не испортить, завести с ней разговор о том, чтобы им пожениться. Эта идея преследовала его с тех пор, как Михаила отправили в Афганистан и Марк осознал, что друг может оттуда не вернуться. Когда Миша пропал без вести, робкая надежда превратилась в назойливую мысль, а с рождением ребенка обрела реальные очертания: Марк считал, что у него появились шансы.

– Только не спешить! – твердил он себе, обуздывая рвущееся наружу нетерпение. – Действовать осторожно, шаг за шагом; подготовить Свету и Веру Петровну.

Григорьева он боялся, инстинктивно чувствовал в нем недоброжелателя.

– Светочка, милая, постарайся поменьше переживать, – нарушил он затянувшееся молчание. – Я тоже очень привязан к Ольге Матвеевне, но что поделать – нужно мириться с неизбежным.

Когда подошли к дому, он передал ей ребенка.

– Чудный у тебя малыш, Светик! Прямо хоть выставляй напоказ! У меня сразу к нему сердце присохло, особенно вот... когда на руках держал... Мне кажется, я уже люблю его как собственного сына. Наверно, потому, что это ведь твой ребенок. – Он смотрел на нее преданными глазами.

– Спасибо, Марик. Давно знаю – ты мой самый преданный друг из всех, кто у меня еще остался. – Светлана приняла у него из рук сына, благодарная за любовь и поддержку в этот трудный период жизни.

«Неплохое начало!» – радостно думал Марк, шагая в обратном направлении, к своему дому.

С этого дня он стал часто бывать у Григорьевых, выполняя разные поручения и помогая в хозяйственных делах. Вере Петровне и Свете постоянно требовалась мужская рука, а ее в доме фактически не было. Иван Кузьмич редко заезжал теперь на городскую квартиру. С работы он обычно отправлялся в Серебряный бор и гулял по парку, наслаждаясь чистым воздухом. Он все чаще надолго выезжал за рубеж, ведая, по сути, всеми валютными финансовыми операциями партии.

Ни словом, ни делом не выдавая своих намерений, помогая бескорыстно и по первому требованию, Марк постепенно стал в доме просто незаменим. Особенно сблизился он с Верой Петровной, которая изрядно эксплуатировала его по хозяйственным вопросам.

– Не пойму, Марик, откуда у тебя столько времени, чтобы помогать нам! – удивлялась она, давая ему новое задание. – Когда же ты работаешь?

– А у меня жизнь такая – вечерняя, – с улыбкой успокаивал ее Марк. – Днем только репетиции, и то через раз.

Пианист известного эстрадного ансамбля, чьи выступления и концерты проходили, как правило, во второй половине дня, Марк был занят даже не все вечера.

– Не хочешь пойти в пятницу на концерт Образцовой? – предложил он однажды Светлане как бы между прочим. – Приятель не может, отдал мне билеты. Ты же ее любишь – чудесное меццо-сопрано.

Светлане так надоело сидеть вечерами дома и искать чем заняться, особенно после того, как укладывала Петра Михайловича спать. Ее давно уже тянуло в консерваторию, в театры – вообще в людные места. Кажется, она немного одичала.

– А что! Хорошая идея!

Они провели этот вечер вместе и, оба музыканты, получили от концерта огромное удовольствие; расстались довольные друг другом. Марк с волнением отметил, что его план начинает осуществляться.

С течением времени Светлана и Марк стали довольно часто совместно посещать и музыкальные вечера, и театральные спектакли, и выставки. Света чувствовала, что постепенно возвращается к нормальной жизни. В обществе их уже привыкли видеть вместе, и никто из друзей этому не удивлялся.

Наконец, Марк решил: пора действовать. Однажды, когда Светланы не было дома и он что-то мастерил у Григорьевых на кухне, он обратился к Вере Петровне с вопросом:

– Как вы думаете, Миша когда-нибудь вернется? Неужели Светочка действительно собирается ждать его всю жизнь и оставить Петю без отца?

Вера Петровна сразу поняла, к чему он ведет, – она Марка никогда не принимала как возможного спутника для дочери, зная, что она к нему равнодушна.

– А ты что, опять принялся за старое?! – напрямую отрезала она. – Света же тебя не любит. Думаешь, испугается остаться одна с ребенком?

Марк ни слова больше не промолвил, взял дрель и стал сверлить отверстие в стене. «Что же, придется ждать. Яблоко еще не созрело, – успокаивал он себя. – Главное – выдержка! Они сами к этому придут».

Недалек он был от истины: брошенное им зерно упало на благодатную почву. Вера Петровна стала все больше задумываться над положением дочери и внука. Главное, что ее заботило, – ближайшее будущее Петеньки. Время бежит так быстро, – не успеешь оглянуться, как в школу пойдет. Ну как он будет без отца? Что скажет ребятам? И вообще ребенку нужен отец, особенно мальчику! Постепенно она пришла к убеждению, что через год-два Светлане придется подумать о замужестве. Решение никого больше не знать, кроме Михаила, конечно, юношеская романтика. Помыкается одна год-другой – сама решит; молодая кровь свое возьмет. Дойдет до нее, окончательно, что Миша никогда не вернется, и, может, полюбит другого.