Шантаж

— Оказывается, у тебя была тысяча причин меня ненавидеть и ни о-о-одной любить.

— Почему же? Была одна очень весомая причина для любви… Я за шестнадцать лет не смог забыть, как сладки поцелуи генеральской дочки.

Ирина засмеялась, но уже через секунду смех перешел в стон. Больше я уже не замедлялся, на максимальной скорости врезался в жаркую плоть до тех пор, пока не услышал ее бессвязные крики: «Больше не могу…. У-у-у…» — и характерный выдох, с которым всегда кончала моя нехорошая.

— У-у-у, — вскоре присоединился к Ирине я.

Как же чертовски сладко, чертовски хорошо! Вдох-выдох… Прислонил царевну-лебедь к себе, начал целовать нежно-нежно, скорее даже невесомо полизывать ее губы. Меня просто расплющивало от нежности, она пузырилась во мне, того и гляди в умилении слюни начну пускать. Легонько провел пальцами по точеному плечику, такая красавица — и теперь моя. Неужели МОЯ? Натянул штаны, подхватил Ирину на руки и шагнул по направлению к гостиной. Опустился вместе со своей ношей на мягкую поверхность дивана. Настало время нежности и дальнейших серьезных разговоров, я больше не намерен ни с кем делить свою любимую женщину. И очень надеюсь, она готова к таким мгновенным изменениям в своей жизни. Отвел влажные волосы с лица и снова заглянул в серые глаза.

— Ира, я забираю тебя и сына у Горяинова.

Она молчала, ничего не отвечала на мое наглое заявление, на красивом лице появилось непонятное выражение задумчивости. Молчала, черт возьми! Сердце тревожно бабахнуло в груди. А вдруг Ирина рассматривает меня исключительно лишь в качестве любовника и совсем не намерена связывать со мной свою судьбу?! Вдруг царевну-лебедь все устраивает в своем браке?! Со стороны ее жизнь кажется шикарной и беззаботной, а я тут размечтался, дурачина…

— Что такое, Ирочка? О чем задумалась? — А сердце замерло в груди, боясь услышать подтверждение моим паническим мыслям.

— Валера, ты спрашивал недавно, люблю ли я мужа… Мне надо любить, а иначе — очень больно и страшно. Когда я захотела от него уйти, Сергей избил меня до полусмерти, я месяц провалялась в больнице, и пригрозил, что, в случае моего плохого поведения, разлучит с сыном.

Пальцы хищно хрустнули, благо я успел их убрать со статуэточного тела моей нехорошей. Мразь! Какая же Горяинов мразь!

— Ему плевать на законы и мои материнские права. У мужа все значимые люди города в друзьях: бизнесмены, высокопоставленные чиновники, судьи, прокуроры, даже главный психиатр о-области. Сергей с-сказал, — слезливо задрожал женский голос, — что невменяемой женщине никогда не отдадут ребенка.

В глазах темнота, в ушах опять взрывы снарядов, в теле — жажда убийства. Разве можно так издеваться над материнскими чувствами?! Совсем Серега берега попутал?! А было время, когда он казался мне довольно неплохим мужиком. Я даже, помнится, ему сочувствовал, думал, что жена у Горяинова первостатейная стервь… Все совершенно наоборот было, но месть и предубеждение превратили меня в слепоглухонемого идиота. Теперь понятна не дающая мне покоя постоянная грустинка прекрасных серых глаз.

Генеральская дочка попыталась отстраниться, но я не позволил, только сильнее сжал в объятьях точеные плечики.

— Ира, мы все решим, ты не одна теперь! Никому не дам тебя обидеть. Я упустил тебя шестнадцать лет назад и больше не повторю такой глупости. Доверься мне.

Царевна-лебедь неспешно водила пальцем по моей все еще бурно вздымающейся груди, молчала, задумчиво заглядывая мне в глаза, нет, даже глубже, прямо в душу.

Погладил медового цвета волосы, волной плещущиеся по плечам. Мой чертов фетиш… Зарылся в локоны носом, вдыхая полной грудью запах моей нехорошей.

— Ира, давай договоримся так. Прямо сейчас ты едешь домой, берешь с собой документы, немного вещей, совсем чуточку, чтобы никто ничего не заподозрил, ну там зубную щетку и смену белья, все остальное потом купим. Затем едешь за Митькой в школу и вместе с ним возвращаешься обратно. Об этой квартире никто не знает, только Стас. Но Стас свой человек, он сын моей двоюродной сестры Натальи и никогда не сдаст дядьку.

Ирина все также молчала, а я торопливо продолжил:

— Понимаю, хоромы очень тесные после вашего с мужем дворца, всего одна комната. Но это на пару дней, потом снимем что-нибудь более приличное, а когда Серега подуспокоится, можно будет ко мне переехать, у меня трехкомнатная на Дегтярева.

Снова принялся целовать ее лоб, заплаканные глаза, щеки, шею, а пальцы заскользили по изгибам женского тела, легли на обнаженную попку, легонько хлопнули. Подлизываюсь, пытаюсь всеми правдами и неправдами убедить ее остаться. Видит Бог, я сделаю все, чтобы эта, когда-то недостижимая, а сейчас — моя, самая прекрасная женщина, была счастлива.

— Когда приедете с Митькой на квартиру, позвонишь… Я пойду к Сергею и растолкую ситуацию.

— И что ты ему скажешь? — с тревогой спрашивала Ира, доверчивой маленькой девочкой вдавливаясь в мое тело. Правда, девочка эта была без трусиков, лишь в одной расстегнутой длинной рубашке, и вызывала во мне совсем не отеческие мысли. Внутри бесились и кричали собственнические инстинкты: «Моя царевна, моя!»

— Правду, Ира, ничего кроме правды. Скажу, что люблю его жену и забираю ее себе…

— Правда любишь? — пытливо спрашивала Ирина.

— Правда люблю… Очень сильно люблю. И как бы это не звучало банально: хочу прожить с тобой всю оставшуюся жизнь, засыпать и просыпаться рядом с тобой. Что там еще обычно говорят?!

— Жить долго и счастливо и умереть в один день, — подсказала мне царевна-лебедь.

— Согласен, — засмеялся я и снова принялся нежно посасывать ее губы, такие сладкие, мягонькие, манящие, похожие на прекрасный цветок, который временами очень хотелось сожрать. Ох черти, черти… Неужто вам секса в коридоре не хватило?.. — Обещаю любить тебя, — сделал торжественную остановку, — долго, качественно и разнообразно. Соглашайся, Ира, тебе понравится, — продолжал безбожно подлизываться я.

— Звучит очень заманчиво.

Надеюсь, ее слова можно воспринимать как «да», с тобой хоть на край света.

— Валера, — снова с тревогой заглядывала мне в глаза маленькая испуганная девочка, которую хотелось навсегда себе присвоить. — Ты, кажется, недооцениваешь ситуацию. Сережа давно ко мне равнодушен, но он слишком самолюбив, чтобы простить такое двойное предательство. Горяинов из принципа меня не отпустит, скорее убьет, и никогда не отдаст Митьку…

— Отпустит, куда он денется… У меня тоже какие-никакие связи имеются, может, не такие обширные, но весьма весомые в силовых кругах. Горяинов не всесильный, он не посмеет пойти против, это ему не зависящую от тебя женщину запугивать.

Растянул губы в ободряющей улыбке.

— Ну же, не дрейфь, моя хорошая! Судьба ведь не зря снова нас вместе свела.

Ирина всхлипнула и теснее прижалась к моему телу.

— Валера, я не знаю, как эту новость воспримет сын…

Помрачнел. Мне легко петушиться, собственнически заявлять: «Я забираю тебя себе!» А как ей, бедняжке, в одночасье разрушить мир своего ребенка? Выкинуть его из счастливого детства во взрослую жизнь, в которой люди расстаются, причем не всегда мирно, где ему, бедненькому, придется выбирать между папой и мамой. С Горяиновым расстаться без проблем не получится, тут я был полностью солидарен с царевной-лебедь. Еще попьет нашей кровушки. По хребту пробежал холодок, прижал генеральскую дочку сильнее к себе.