Шар золотой. Шар бирюзовый
Шрифт:
Вширь, уползающих помоек,
И стаи манят города,
С их океаном новостроек.
Куда-то катит снежный ком,
Проблем агломераций,
Но отложили на потом,
Вопрос различных иммиграций.
День Флота, день особый,
Неважно, сам служил иль бати брат,
Ведь, тельник с его чёрной полосою,
Почётный самый у мужчин наряд.
Слова
Вполне пригодны и на берегу.
На флоте честь возведена во главу,
И не сдаётся флаг врагу.
Гордимся службою морскою,
И пусть не виделись мы много лет,
Мы связаны, братишка, белой полосою,
Которая на тельнике, за чёрною вослед.
Вопросы, если были, больше нет,
И в «Крокусе», вчера, сгорел последний.
Да, безусловно, будет дан ответ,
Под визги европейских бредней.
Война и месть неотделимы,
Они не могут друг без друга,
И нет у них начальников, помимо,
Кто тормошит за нитки кукол.
Война и месть почётным караулом,
Стоят у входа преисподней.
Война горит, коль чаша не минула,
А месть должна быть всё-таки холодной.
Беру чекушку, дабы снизить давление санкций,
А то боррели пургу несут не по-детски,
Надо бы подтвердить, что мне восемнадцать,
Хотя ясно, что возраст мой явно советский.
Продавщица тоже ровесница полёта Гагарина в космосе,
Деланно хмурится, вот мол забота:
– Неужто, правда, уже исполнилось?
Женщина улыбается, я хохочу до икоты.
Улыбнулся тебе человек. Какая малость,
А уходит из души всякая гадость.
Давайте, тётя, помолчим,
Ну, хоть чуть-чуть, ну, хоть немного!
Ваш мозг уже неизличим,
А мой поплавился ей-богу.
Сегодня проклят я судьбой. Я с вами рядом.
А вы от воя, перепрыгнув к смеху,
Уж, всё купе залили ядом.
И выпрыгнуть я не могу. Мне надо ехать.
А был описан только зять,
И кости мужу, вы ещё не мыли.
Мне нужно время, чтобы осознать,
С какою сволочью вы жили!
Пусть отдохнёт ваш телефон от бесконечной службы,
Конечно, в жизни всё не просто.
Но честно говоря, я рад за мужа,
Что он ещё не на погосте.
Не нравится вам
слово «педераст»?Вы б лучше перемазали всё голубое?
Но этот термин греки берегли для вас,
У нас, для вас словечко есть другое.
А Греция вам чем не угодила?
Европы пуп и колыбель спортивного престижа,
Она, ведь, игры Олимпийские родила,
Что в ногу с термином, шагают нынче по Парижу.
Да, дело, собственно не в вас,
Точнее, нет до вас нам никакого дела.
Противно, когда словоблудием подчас,
От веры нас на уводят в сторону подделок.
Только б небо рисовал,
Если б был художником,
Кабы бог поцеловал ,
В маковку тревожную.
Колером бы колдовал,
С голубой основою,
Краску чёрную не забывал,
В иной день, багровую.
Настроений, тут, не счесть,
То хандра, вдруг, сунется в оконце,
То улыбка принесёт вам весть.
Что с утра сегодня солнце.
Ну, а к вечеру Луна,
Повиснет лампою фонарною,
Маковки моей кума,
Интриганка главная.
Как часто игнорируем мы знаки,
Не только на обочине дороги,
А те, что шлют нам знаки зодиака,
Мерцающие на перекрёстках жизни многих.
Мы вспоминаем знаки лишь потом,
Когда уходит время безвозвратно.
Идти нам нужно в направлении ином,
Скорее, в направлении обратном.
Проблема, собственно, в другом,
(Ну, прозевал. В конце концов, никто, ведь, не ограблен!)
Становимся мы часто в месте том,
Где знак висит: «Опять, всё те же грабли!»
Ветшает всё под светом лунным,
И голова лысеет и колёс резина,
Лишь, дурость остаётся юной,
И выпирает, вдруг, неудержимо.
Казалось, мудрости пора уж,
На страже встать, вдаль глядя зорко,
Чтоб чувство такта, углядев пропажу,
За шиворот схватить воровку.
Но как проворна, шельма, всё же!
Ну, на мгновенье, мудрость взвешивая слово,
Чуть призадумается, как дурость скроит рожу,
И ляпнет… Керосином в блюдо с пловом.
Не изнуряет перед Пасхою жара,
Уж, позаботится о том холодный ветер,
Но чтобы не напала, вдруг, хандра,
Конец ознакомительного фрагмента.