Шарада мертвеца

Странный гул над крышей усиливался, приобретая оттенки звучания треснутого дерева и медленно рвущегося холста. Алена бросила взгляд в окно. Нет, шторма вроде как не наблюдается. Старуха, не замечая шума, резко выпалила.

– Кровавый след тянется к вашему порогу!.. Он охотится за вашей семьей!..

Голос ее почти сливался и резонировал с разбегающимися по комнате звуками, и девушке даже показалось, что именно речь Шилабы вызывала это странное дрожание стен.

– Помилуйте, ему охотиться не за кем… – возразила Алена, пытаясь высмотреть в потолке и стенах причину скрежета. – И какая еще кровь?..

Ответа не последовало. Шилаба вдруг резко выпрямилась. В то же мгновение раздался треск, будто гнилые доски разом переломились и посыпались вниз, стуча по стенам и отскакивая друг от друга. Это произошло прямо над их головами. Алена подняла глаза и к ужасу своему увидела пробоину в потолке. Но испугало не это, а то, что люстра с бронзовым основанием в виде остроконечного копья оторвалась от потолка и полетела вниз, прямо в голову Шилабы. Девушка открыла было рот, чтобы предупредить гостью об опасности, но, встретив пораженный взгляд цыганки, сама словно замерзла. Лицо гадалки побелело, боль застыла в ее глазах, и девушке показалось, что сама смерть набросила на несчастную смердящую гниением сеть: цыганка покрылась тонкими темно-синими венами. Еще мгновение, и бронзовый наконечник с невероятной для своей массы силой размозжил ей голову. В лицо ошеломленной девушки брызнул фонтан до неестественности ярко-красной крови…

Крик ужаса поднял на ноги весь пансион князя Камышева. Даже врач Тильков проснулся в своем отдельно стоящем домике от пронесшегося эхом вопля… К счастью, Алене не пришлось увидеть ужасные увечья своей гадалки. В будуар ворвалась старушка с шерстяным покрывалом в руках. То была Фешу 18 , вепсянка по прозвищу Молчаловна. Остроносая, большеглазая, круглоголовая, она напоминала сову, влетевшую посреди ночи в объятый злыми духами дом. Несмотря на преклонный возраст и маленький рост, Фешу проворно подскочила к остолбеневшей Алене, расторопно бросила по четырем сторонам по горсти соли, ловко накинула на девушку покрывало и крепко ее обняла. Та только и слышала шепот старушки, прорывающийся сквозь неистовый грохот ломающихся балок крыши. Сами слова ею не понимались, так как Фешу смешивала русский язык со своим, вепским.

18

Вепский вариант имени Феодора

– …А окияни мереле ом черной остров, на черном острови ом белой камень… – твердо напевала она, сжимая крепкие объятия вокруг Алены.

Но вот стены дрогнули и посыпались, словно их раздробило железным тараном. Неожиданно налетел смерч, жестоко разметал куски разбитых и порванных вещей по гадальному треугольнику, завершая жестокий акт ночной трагедии…

Получасом позже в приемной будуара графини Алены копошилось немыслимое количество взбудораженных слуг и взволнованных родственников несчастной. До свадьбы оставалось менее двух недель, а вести о состоянии невесты маркиза де Конна заставляли беспокоиться даже самых безразличных жителей Дома. Сказали, что сам князь Камышев попросил лакеев перенести его в покои внучки, чтобы лично увидеть ее.

Из будуара вышел Тильков. Он был бледен и расстроен. За ним три приказчика молча вынесли тело цыганки Шилабы.

– Что там произошло? – надрывно спросила Петра Георгиевича мисс Бэттфилд.

– Инсульт, – кратко ответил тот, дернув плечами. – Крепкая, здоровая женщина… Даже на простуду не жаловалась… С детства здесь жила, ничем не болела!

– А что леди Алена?

На этот вопрос Тильков ответил не сразу. Он вынул из жилета пенсне и медленно протер линзы, ища вразумительное объяснение состоянию подопечной.

– У графини сны уже наяву случаются… Ее светлости привиделся обвалившийся потолок, и будто люстра, упавшая с него, разбила бедной Шилабе голову.

Наставница перекрестилась.

– Вам бы в город съездить, к его сиятельству, – заговорщицким шепотом посоветовала она. – Не ровен час, нашу графиню выдадут за сумасшедшую…

Тот с пониманием кивнул и обвел подозрительным взглядом набежавшую толпу. В ней зарождался нездоровый дух предрассудков и уже знакомой ему паники…

– Господа, прошу вас ра-зой-тись! – жестко приказал Тильков, нацепив на свой раздвоенно-вздернутый крупный нос сияющее пенсне. Он очень любил сей предмет, но не из близорукости, а из желания облагородить свое лицо. Это получалось с трудом, хотя злобно вибрирующий блеск круглых стекляшек произвел желанное в данной ситуации воздействие. Собравшиеся бросились врассыпную.

– Я немедленно отправлюсь в город к его светлости, – в воцарившейся тишине произнес Тильков. – Хотя, странное дело, эта чухонка, Фешу, рассказала, что видела ту же картину… обвалившийся потолок…

Врач не успел закончить мысль, поскольку в приемную ввалились князевы лакеи – взопревшие от непосильной ноши Тимошка и Макарка. Они впихнули в арку дверей широкий паланкин с восседающим в нем Аркадием Камышевым. Старый князь даже не сидел. Он неподвижно расползся по всей площади переносного устройства, плавно переливаясь всей не вместившейся массой за пределы кресла. Только вздрагивающая на колпаке кисточка и трясущийся подбородок выплескивали из его бесформенного тела едва заметные искры жизни. Мисс Бэттфилд поспешила к подопечной с новостью о прибытии дедушки. Тильков вежливо поинтересовался у князя здоровьем. Безответно. Камышев молчал, раздувал ноздри и, беспомощно водя бесцветными глазами, судорожно сжимал массивные подлокотники кресла. Только хорошо знающий хозяина Тимошка видел в нем очень сильно взволнованного человека.

– Аркадий Дмитриевич!

Слабый голос появившейся в приемной бледной и напуганной Алены неожиданно изменил облик ее гостя. Князь выпрямился, подтянулся, его глаза приобрели цвет и фокус. Все, кроме молодой графини, остолбенели так, словно перед ними вскочил на ножки и весело хрюкнул плотно нафаршированный и хорошо прожаренный поросенок. Девушка присела на корточки перед паланкином князя и поцеловала его руку.

– Скажите им, что я не сошла с ума! – почти плача, пролепетала Алена. – Вы же все знаете!

Камышев не шевелился. Тильков и мисс Бэттфилд в один голос завороженно спросили:

– Что он знает?

Графиня требовательно потрясла руку дедушки. Тот встрепенулся, перевел взгляд на внучку.

– Петр Петрович, – еле слышно прошептал он, – все началось с него, – сказав это, Камышев тоскливо посмотрел на врача и протянул к нему дрожащую руку. Все напряженно ждали, но старик судорожно мотнул головой и, обмякая в кресле, только и произнес: – Вы… избегайте Петра Петровича…

Шарада мертвеца

Петербург

Понедельник, утро. Дым от сжигаемых куч из листьев и навоза сгущал утренний полумрак, приглушал голоса ругающихся дворников, мучил ранних пташек хандрой и щекотал разносчиков ознобом.

Дом графа Димитрова занимал срединный участок на Итальянской улице. Он представлял из себя обычный особняк, как в Петербурге говорили, «полтораэтажку образцового покроя». Полицмейстерская канцелярия города не дозволяла строить дома без согласования, а посему за недостатком или дороговизной частных архитекторов будущим домовладельцам предоставлялись заранее готовые чертежи зданий 19 . Единые размеры и цвет, дворы с фигурными воротами, незамысловатые фасады с трехоконным ризалитом и невысоким мезонином.

19

Только к середине XIX века в градостроительстве Петербурга начали поощрять разнообразие архитектуры и цветовых гамм. В указанную эпоху Петербург был «типовым»

Несмотря на центральное положение в городе, «итальянцам» приходилось лишь вздыхать, поскольку парадные окна их домов выходили на унылый пустырь 20 , а позади их дворов ютились тихие огороды и сады тех особняков, кои смотрели на бурлящий жизнью Невский проспект.

– Дом вполне приличный, но пустует шестой год… сами понимаете-с, – констатировал Краюшкин, плешеватый молодой человек, покрытый веселыми веснушками поверх печальных следов оспы. – Прошу, проходите.

20

Совр. площадь Искусств