Шарады любви

— Уйдите, — раздался сдавленный голос. Джастин посмотрел на постель жены и увидел лишь ее спутанные локоны, выглядывавшие из-под одеяла.

— Что случилось, Данни? Вы заболели? — участливо спросил Линтон, подходя к кровати.

— Ничего. Уходите. Я хочу побыть одна, — пробурчала из-под одеяла Даниэль.

Линтон сел на край кровати, приоткрыл лицо супруги и положил ладонь ей на лоб. Тот был совершенно холодным.

— Опять болит голова?

— Нет.

— Хорошо, но если вы не скажете, что случилось, мне придется послать за доктором.

— Доктор мне не нужен. Просто болит живот. Это вполне нормально и тут же пройдет, как только вы оставите меня в покое.

И Даниэль снова зарылась с головой под одеяло.

— Понятно, — нахмурился Джастин.

Прошло уже почти четыре недели с тех пор, когда они в последний раз спали вместе. За это время он успел забыть даты обычных физиологических циклов у своей жены, которые раньше знал не хуже ее самой. Даже это в очередной раз подчеркивало растущую между ними пропасть взаимного отчуждения. Джастин понял, что на этот раз уступать нельзя.

— Послушайте, — оживленным тоном сказал он, — больной живот — не причина, чтобы изображать из себя умирающую. Почему вы не зажжете камин и свечи? Мало того, что сегодня паршиво на улице, так вы еще устроили из вашей спальни настоящую могилу.

— Мне так хочется. Я чувствую себя несчастной, и холод и темнота вполне соответствуют моему настроению.

Джастин слегка улыбнулся. Что-то знакомое, напоминающее прежнюю Данни промелькнуло в тоне жены. Теперь он знал, как себя вести дальше.

— Это соответствует вашему настроению, любовь моя, но не моему, — сказал граф и дернул за шнурок звонка.

Появившаяся через несколько минут в дверях Молли увидела своего хозяина склонившимся над решеткой камина и разжигавшим огонь. Девушка с виноватым видом посмотрела на Линтона:

— Извините, милорд, я сама…

— Не надо. Уже горит. Зажгите лучше свечи и отдерните занавески.

— Простите… Я бы давно все это сделала, но миледи сказала…

— Я все понимаю, Молли, — с улыбкой прервал ее граф, давая понять, что знает упрямый характер своей супруги.

От кровати донеслось слабое бормотание. Джастин обернулся и увидел, что Даниэль уже лежит на спине, стянув одеяло с носа.

— Вам станет гораздо лучше, любовь моя, если вы умоетесь и причешетесь, — успокаивающе сказал он, раздвигая шторы.

В комнате тотчас же стало гораздо светлее. В камине уже пылал огонь, в канделябрах горели свечи, свет которых отражался от лакированной мебели и прыгал по стенам золотыми, желтыми и белыми зайчиками. Только в лице молодой графини, казалось, ничего не изменилось. Но графа это, видимо, абсолютно не трогало.

— А теперь, Молли, — распоряжался он бодрым голосом, — угостите мадам горячим мясным бульоном.

— Я не хочу никакого бульона, — буркнула мадам.

— Тогда кашей.

— Терпеть не могу каш.

— Слушаюсь, милорд, — присела Молли, поняв, что на ворчание хозяйки сейчас не надо обращать внимания, и вышла из комнаты.

Вода в кувшине оказалась холодной, но Джастин решил, что как раз это может лучше всего освежить и успокоить Даниэль. Он взял полотенце, опустил его край в воду и подошел к постели жены.

— Что вы собираетесь со мной делать? — раздался ее раздраженный голос.

— Хочу умыть вам лицо, дитя мое. Вы выглядите очень грязной и неопрятной. Я приведу вас немного в порядок, после чего ваше самочувствие сразу же улучшится.

Даниэль протестующе замахала руками, но граф смеясь сжал их запястья одной рукой:

— Можете не сопротивляться, Данни. Все равно у вас ничего не получится. Лучше сидите смирно.

Даниэль, почувствовав прикосновение к телу влажного полотенца, захныкала, но в глазах ее уже появились озорные искорки, щеки заалели румянцем, а тело перестало напоминать готовую развернуться сжатую пружину. Она ощущала, что раздражение начинает понемногу проходить.

Джастин между тем заботливо и нежно расчесал жене локоны, чуть прижав ее голову к своему плечу. И Даниэль вдруг почувствовала, что его прикосновения ей очень приятны: они напоминали недавние времена, полные взаимного доверия и теплоты. То же чувство неожиданно охватило и Линтона. Сначала Джастин хотел было воспользоваться моментом и выудить из супруги правду о том, что тревожило его последние недели, но тут же отказался от подобного намерения, боясь ее отпугнуть и сделать еще более запутанными их отношения. Граф решил, что ему еще представится не одна подобная возможность, а пока нужно осторожно, по кирпичику восстанавливать здание их рушащейся любви.

— Вот так значительно лучше, — сказал он, удовлетворенно потерев руки и подкладывая подушки под спину Даниэль. — Теперь выпейте стаканчик портвейна и поешьте немного мясного бульона, а я тем временем расскажу вам пару веселых историй, которые мигом вылечат мигрень, мучающую вас последние недели.

— Вы очень искусная нянька, Джастин, — пробурчала Даниэль, — куда лучше той, что была у меня в детстве. Когда я чем-нибудь заболевала, она садилась рядом и начинала громко рыдать. Признаться, мне это мало помогало.

Джастин коснулся пальцем кончика ее носа и пошел к себе за портвейном. Он подумал, что если состояние ее беззащитности и жажды утешения продлится еще хотя бы час, то ему, глядишь, и удастся докопаться до истины.

Пока Даниэль управлялась с почти кипящим мясным бульоном, Джастин старался по возможности ее взбодрить. Его забавные истории блистали остроумием; Даниэль постоянно давилась от смеха, а Линтон легонько похлопывал ее ладонью по спине. Вдруг граф неосторожно пошутил, что теперь его жена вновь стала тем сорванцом, которого он подобрал на улицах Парижа. На Даниэль сразу нахлынула волна воспоминаний: да, было время, когда он заботился о ней, порой наказывал, но все же любил. А она, в свою очередь, наивно доверяла ему во всем…

Лицо Даниэль тут же стало каменным, и она проглотила готовый вырваться грубый ответ. Джастин с тревогой посмотрел на жену:

— Что случилось?

— Ничего. Просто мне надо немного поспать, тогда я совсем приду в себя.

— Пожалуй, в этом случае мне лучше уйти, — согласился граф и, взяв поднос с остатками бульона, переставил его на туалетный столик. — Вы не хотели бы остаться сегодня дома, любовь моя? Мы уже целую вечность не играли в шахматы.

Как легко было сказать «да»! Поужинать вместе, поболтать за партией в шахматы… А затем лечь в постель и заснуть в его объятиях! Но тут перед мысленным взором Даниэль возник образ матери Джастина. Его сменила Маргарет Мейнеринг, прислушивающаяся к звуку шагов Джастина на лестнице. В глазах Даниэль все поплыло.