Шарль Перро
Шрифт:
В этот раз разум помог д’Эмери оценить ситуацию, и он отменил ордонанс.
В другой раз разговор пошел о деревне. Жан, Пьер и Клод довольно грубо говорили о крестьянах, которые работают все хуже и хуже. Многие занимаются вырезанием деревянных игрушек вместо того, чтобы возделывать поля. Особенно ожесточен был Жан. Он нередко повышал голос и призывал ужесточить наказания. И только Николя выступил в защиту крестьян.
— А зачем им стараться, — спросил он с гневом, — если урожай у них все равно отберут? А то, что останется, съедят поставленные на постой солдаты. Разве вы забыли недавние слова кардинала, что трехдневный постой войск обычно обходится дороже, чем уплата тальи и собственное пропитание крестьян за целый год! А ведь постои бывают и не по три дня!
Отец привязал на
— Вот донесение интенданта Фуке, — объяснил он, — которое составлено в июне этого года, то есть совсем недавно. Фуке рассказывает о том, как он занимался раскладкой налога. Этот энергичный интендант давно известен как ловкий выжиматель налогов, но и он — Фуке! — вынужден отметить чрезмерность обложения! Вот что он пишет: «…бывает, что имущество, дающее триста ливров дохода, обложено пятьюстами ливрами, что и доводит население до отчаяния… Когда приставы приходят в деревенские общины, на них уже поднимают камни, а так как я не могу быть одновременно повсюду, то заставить их слушаться — затруднительно».
Отец несколько раз назвал имя Фуке. Шарль не знал, что уже скоро этот Фуке станет генеральным сюринтендантом финансов Франции и он, Шарль, именно у него начнет свою блистательную карьеру.
Зато Шарля поразили факты, которые приводил отец.
— Волнения крестьян, — продолжал тот, — все усиливаются, и нередко во главе их стоят дворяне.
— Но почему, почему?! — воскликнул Шарль.
— А потому, что после постоя войск и сдачи тальи дворянам уже нечего собрать с крестьянина! Поэтому при первом известии о приближении войск дворяне организовывают самооборону и не дают солдатам войти в деревню. А если дворяне получают разрешение вербовать и формировать подразделения королевских войск, то они используют эти войска, чтобы перехватить у королевских чиновников деньги своих собственных крестьян. «…Во многих местах бедность крестьян так велика, — читал отец донесение интенданта Фуке, — что, если бы они и хотели, им было бы абсолютно невозможно уплатить все то, что с них требуется, и одно это бессилие способно было бы толкнуть их к отчаянию. Снег, который, как говорят, никогда не был таким обильным, как в текущем 1644 году, сгноил почти все зерно, особенно в горах, так что осталось едва лишь для посева…»
1645–1647 годы
Одна из комнат в доме Перо была отведена для занятий гимнастикой и фехтованием. Шарль и его друг Борэн учились владеть шпагой — во-первых, это было модно, а во-вторых, нужно было уметь защитить себя на улице.
Учитель фехтования (фейхтмейстер) приходил в полдень два раза в неделю и показывал друзьям приемы, которые они тут же пытались освоить. Он обучал Шарля и Борэна тонким и неожиданным ударам рапирой и требовал, чтобы они, став искусными фехтовальщиками, не поддавались искушению вызвать на поединок человека недостаточно опытного в этом искусстве.
— Ибо, — говорил он, — я прекрасно знаю дух бретерства, которым люди заражаются в фехтовальных залах.
И, конечно, друзья ходили в таверну попробовать хорошего вина. Во все времена подростки хотят показаться взрослыми, и потому Шарль и Борэн иногда выпивали лишнее, особенно если в таверну врывались студенты, наполняли кружки и затягивали песню «Попойка», очень популярную в те годы. Шарль и Борэн знали слова и подпевали:
Полно, други, рифмы плесть! Поумней забавы есть! Вакх зовет нас благодатный К жизни более приятной. Виден ливень из окна; Пусть же льется дождь вина В наши глотки неустанно: Эта влага нам желанна. Скорби и заботы прочь! Проведем шумнее ночь, Чтоб алеющей Авроры На хмельных упали взоры.Потом друзья долго ходили по ночному Парижу
и сетовали на темноту: то и дело попадали в лужи или спотыкались о преграду. В Париже было множество уличных фонарей, но сальные свечи, горевшие внутри них, плохо освещали улицы и к тому же часто задувались ветром или оплывали. Их слабый, колеблющийся неверный свет пересекался изменчивыми жуткими тенями.Вообще в Париже «ухо нужно было держать востро»: на голову прохожему из внезапно распахнутого окна могли вылить помои или выбросить мусор (а в нем попадались и тяжелые предметы!). Порой с железных крюков сваливались вывески. В ветреные дни и ночи вывески скрипели, колотились одна о другую и производили противный жалобный звук. Кроме того, по ночам вывески застилали свет фонарей, ибо большинство из них было огромных размеров с выпуклыми надписями и изображениями. Обычно на них красовались какие-то великаны. Эфес их шпаг доходил до шести футов, сапоги были с бочку величиной, шпоры — с экипажное колесо, а в каждом пальце перчатки поместилось бы по трехлетнему ребенку. Чудовищные головы и руки, держащие рапиры, заполняли улицу во всю ширину.
А чем занимался Шарль в часы досуга, если оставался один? Он плел коврики из лент. В те времена это считалось одним из самых серьезных занятий для молодых людей. И он радовался, если ему удавалось подобрать искусное сочетание цветов. Любил он и вышивать — особенно ему нравилось придумывать себе герб с девизами. Иногда составлял анаграммы, образуя из букв какого-нибудь слова много других слов.
Очень популярна в XVII веке была игра в мяч, и Шарль с братьями часто забавлялся ею. Мячи были тяжелые, кожаные и если попадали в кого, то оставляли на теле синяки. А удары часто были меткими. Лучше всех играл Пьер. Сильными ударами он иногда выводил из строя и старшего брата Жана, хотя тот был достаточно ловок.
В 1646 году Шарлю исполнилось 18 лет. А сцена будущего «спектакля», одну из главных ролей в котором он будет играть, неумолимо заполнялась В 1645 году родился писатель Жан Лабрюйер — он создаст знаменитую портретную галерею характеров своего века. Через год появился на свет будущий выдающийся архитектор Жюль Ардуэн Мансар, с которым часто будут пересекаться пути Шарля Перро. В том же 1646 году родился Антуан Гамильтон, который напишет блестящие пародии на сказки «Тысячи и одной ночи».
Жан Батист Поклен решает всецело посвятить себя театру. В 1643 году он принимает псевдоним Мольер, а в 1645 году, после провала в Париже, отправляется искать счастья в провинции, где проведет долгих тринадцать лет.
Будущему композитору Жану Люлли пока 13 лет. Скульптору Франсуа Жирардону — 18, как и Шарлю Перро. Нашему герою придется часто с ними встречаться.
Франсуа де Ларошфуко уже 35 лет. Позади у него дворцовые интриги против Ришелье, впереди — участие во Фронде. Уже собираются материалы для знаменитых «Мемуаров» и книги «Максимы» — вершин публицистической прозы XVII века.
Жану Лафонтену — он еще не пишет свои прекрасные басни — уже 23 года. Пока что он живет в Шато-Тьерри, провинции Шампань. До его переезда в Париж еще девять лет.
Литературный салон маркизы Рамбуйе — законодатель литературных вкусов аристократии в течение долгих двадцати лет (1620–1640) — уже почти забыт. В моду входит литературный салон Марион Делорм. Шарль пока знает о салонах из рассказов братьев. Вскоре он станет их завсегдатаем.
…А в Европе идет война. Франция ведет ее с переменным успехом, не торопясь, — не случайно эта война получит название Тридцатилетней!
Во главе французских войск стоял талантливый маршал Тюренн. В 1646 году в результате искусно проведенной операции ему удалось соединиться со шведскими войсками и создать угрозу австрийским наследственным владениям в Чехии.
Вена оказалась под угрозой захвата, император Священной Римской империи Фердинанд III вынужден был пойти на тяжелые условия мира. По Вестфальскому миру Франция получила Верхний и Нижний Эльзас, Зундгау и Хагенау с оговоркой, что Страсбург и ряд других пунктов в Эльзасе формально остаются в составе империи. Австрия официально заявила о своем согласии на переход к Франции занятых ею еще в 1552 году епископств Мец, Туль и Верден.