Шарло Бантар

Весть о том, что готовится сдача столицы, быстро разнеслась по Парижу. Народ не хотел примириться с седанским позором. Повсюду сами собой начали возникать никем не подготовленные митинги. Ораторы призывали защищать родину до последней капли крови. Всё чаще и чаще можно было услышать слова о том, что народ должен сбросить правительство, решившее сдать Париж, и взять в свои руки защиту страны. На Вандомской площади какой-то человек в штатском платье, но с фуражкой национального гвардейца на голове выхватил кисть у красившего дом маляра и вывел крупными красными буквами на белой стене:

ПАРИЖ НИКОГДА НЕ КАПИТУЛИРУЕТ!

ПУСТЬ, КАК МОСКВА В 1812 ГОДУ, ОН СТАНЕТ МОГИЛЬЩИКОМ ВРАГОВ ОТЕЧЕСТВА!..

Несколько человек подхватило этот боевой клич, и в одну минуту около стены собралась толпа, которая непрерывно повторяла: «Москва, а не Седан!» Названия этих двух городов — символов славного подвига одного великого народа и позора другого — повторялись в разных концах площади.

Все были взбудоражены. Толпа, поддержанная вооружёнными отрядами Национальной гвардии, хлынула на площадь Согласия, к Бурбонскому дворцу, где заседала палата депутатов.

Двойная цепь полицейских и городской стражи, срочно вызванных к месту демонстрации, отрезала путь к законодательному корпусу. Встретив эту преграду, передовой батальон Национальной гвардии остановился.

Но старший барабанщик не растерялся. Это был статный человек высокого роста. Он повернулся спиной к полицейским, поднял над головой барабанную палочку и двинулся к палате. Весь батальон, как один человек, последовал за ним. Оторопевшие полицейские расступились. Препятствие было преодолено — цепь прорвана.

С ликующими криками «Долой империю!», «Да здравствует республика!» народ проник во дворец.

Когда толпа увидела председателя палаты Евгения Шнейдера, со всех сторон раздались возгласы: «Долой убийцу наших отцов и братьев!»

Сторонник власти Бонапарта, Шнейдер был собственником крупнейших металлургических и сталелитейных заводов и беспощадно подавлял стачки. Незадолго перед тем он приказал расстрелять мирную демонстрацию рабочих, объявивших забастовку на его пушечном заводе в Крезо.

Никому не известная женщина, в простом пальто из грубой шерстяной ткани, с клетчатым платком на голове, первая подошла к заводчику и бросила ему в лицо:

— Убийца! Вон отсюда!

Шнейдер попытался спорить, но кто-то схватил его за шиворот, дотащил до выхода и выбросил за дверь.

— С империей покончено! — крикнули из толпы.

Это послужило сигналом к решительным действиям.

Народ заставил депутатов объявить о низложении Наполеона и его династии. Никто из приверженцев императора не осмелился выступить в его защиту. Толпа тотчас направилась в ратушу. Здесь без всяких промедлений провозгласили республику и создали новое правительство.

Как ликовал тогда Париж! «Вот, — думали, — кончилась власть богатых над бедными! Наконец-то неприятель, неудержимо приближающийся к столице, почувствует, что Франция снова стала сильна!» Весь Париж рвался в те дни навстречу пруссакам, чтобы прогнать их с французской земли. С каким нетерпением Париж ждал часа, когда новая власть, назвавшая себя «правительством национальной обороны», призовёт его на решительный бой с врагом отечества!..

Но недолго пришлось радоваться. Вскоре народ справедливо окрестил кучку новых правителей «правительством национальной измены».

Новая власть только на словах выдавала себя за республиканскую. На деле она ничем не отличалась от монархической и также служила капиталистам.

Глава правительства Трошю был откровенный монархист. Адвокат Жюль Ферри, назначенный после 4 сентября мэром Парижа, во время осады нажил целое состояние за счёт голодающей столицы. Министр иностранных дел Жюль Фавр был уличён в мошенничестве и подделке документов для личного обогащения.

Неудивительно, что на следующий же день после захвата власти это правительство обратилось к иностранным державам, умоляя о помощи против своего же народа.

Между тем наступление прусских войск на Париж всё развивалось и грозило Франции полным разгромом.

Опасаясь нового революционного взрыва, правительство решило впустить неприятеля в столицу и с помощью прусских солдат подавить народное движение.

Тайно договорившись с Бисмарком, правительство громогласно оповестило население, будто командование напрягает все силы для защиты Парижа. 20 января Трошю и в самом деле перешёл в наступление, сделав, однако, всё для того, чтобы оно окончилось неудачей. В первом же большом сражении наступавшие французские войска оказались без резервов и без орудий, а в то же самое время прусские войска беспрепятственно подвозили артиллерию и подкрепления. Артиллерийские офицеры-монархисты, такие же предатели, как и сам Трошю, получили приказ стрелять, не причиняя вреда неприятелю.

Так наступление окончилось позорным провалом, который был тщательно подготовлен главой французского правительства. На следующий же день Трошю заявил, что дальнейшее сопротивление невозможно и немедленная капитуляция неизбежна. Столица Франции была сдана пруссакам, которые перед тем тщетно осаждали её в течение ста тридцати двух дней.

Измена Трошю и позорное поражение армии вызвали всеобщее возмущение. Как и 4 сентября, народ снова вышел на улицы. Батальоны Национальной гвардии двигались из предместий к ратуше. Повсюду раздавались крики: «Долой правительство национальной измены!»

Но у ратуши, превращённой генералом Винуа в крепость, уже стояли войска, выведенные им заблаговременно из окопов. И на безоружные толпы народа, собравшиеся на площади, посыпался град пуль из окон и с крыши ратуши.

Революционное выступление было подавлено.

Подписав соглашение о капитуляции французской армии, правительство передало пруссакам большую часть фортов, гарнизоны которых сложили оружие к ногам победителей. С парижских укреплений были сняты пушки и выданы неприятелю. Побоялись тронуть только Национальную гвардию Парижа, так как она в значительной части состояла из пролетариев. Бисмарк и Трошю хорошо понимали, что Национальная гвардия не даст себя разоружить. Вооружённый рабочий Париж притаился и только ждал подходящей минуты для нового революционного выступления.

Зная это, прусское правительство торопило Трошю подписать мирный договор. Опасаясь, что французский народ восстанет против позорных условий, на какие согласилось французское правительство, Бисмарк потребовал немедленно назначить выборы в Национальное собрание. Он рассчитывал добиться избрания реакционного большинства. Это было не трудно: третья часть страны была оккупирована прусскими войсками; многие решительные и смелые люди, из тех, кому доверяли народные массы и кто мог ими руководить, были арестованы, а те, кто остались на свободе, не могли за короткий срок открыть глаза избирателям, в особенности в провинции, на хитросплетённый сговор Трошю и Бисмарка.