Шарлотт-стрит
Шрифт:
Вы придете?
Да.
Нет.
Может быть.
И щелкнул на «нет».
Дело не только в том, что мне было стыдно показать Дэву, как далеко назад я ушел, несмотря на наши постоянные разговоры о том, что надо двигаться вперед. Дело в том, что не пойти на закрытие магазина казалось мне движением вперед. Разве «идти вперед» не значит «не оглядываться назад»?
Вот так и запутываешься, когда пытаешься убедить себя в том, что все в порядке.
В любом случае не могу сказать, что я не попытался наладить отношения с Дэвом. Я послал ему золотистый конверт, добытый благодаря Зои. Он был в восторге. Послал мне поцелуй. Пришло время нам с ним восстановить
Но сначала мне надо было привести в порядок свою жизнь.
Через месяц я съеду с Блэксток-роуд.
Я нашел себе неплохую квартиру-студию на Кэнонбери-сквер, такую маленькую, что от меня постоянно будет пахнуть кухней, но там был рабочий стол и окно, заливавшее всю комнату светом. Квартира оказалась не из дешевых, но я рассудил, что так даже лучше. Так у меня будет стимул работать. Я не смогу полагаться только на работу учителя, мне придется вернуться к фрилансу, искать новые идеи, писать. Может быть, даже развиваться.
Зои выглядела не слишком веселой. «Лондонские новости» доживала последние дни.
— Это может случиться в любой день, — говорила она. — Нас могут закрыть в любой момент.
Она начала делать звонки, думая, что в пару газет ее точно могут взять, но в последнее время, как выяснилось, ни у кого нет денег на новых сотрудников. Мы все еще готовили вместе вечерами, а потом вместе вели дружеские беседы, и вот однажды, там же, на кухне, она бросила мне конверт через стол.
— Что это? — поинтересовался я. Мое имя все еще значилось в некоторых устаревших списках пиар-агентов, и она время от времени приносила мне приглашения на интервью со звездой, блеснувшей в каком-нибудь новом мюзикле, или на презентацию нового пирога от «Джинстерс». Я читал релиз, пробовал пирог, но и тот и другой в итоге отправлялись в мусор. В этот раз вышло по-другому.
— Пришло сегодня утром. Выглядит как что-то личное, поэтому я не стала открывать. Хотя, надо сказать, именно поэтому мне и захотелось его открыть.
На конверте была марка вместо красной кляксы франкировальной машины. Адрес был написан от руки, тонким мелким почерком. Я посмотрел на штамп.
Брайтон.
Внутри не оказалось, ни письма, ни объяснения — только цветной флаер, изображающий гитары и радугу, а под ними размытое фото девушки с челкой и подведенными синим глазами, сидящей на берегу моря.
Эбби Грант.
«Легкость и одухотворенное великолепие морского курорта — „Лондонские новости“.
„Бар для исполнителей“»
Я заулыбался от восторга. Она все-таки это сделала.
Не желая терять вдохновение, я бросился к себе в комнату, открыл одну из двух уже упакованных коробок и извлек из нее папку, хранившуюся у меня со дня увольнения из Сент-Джонса.
«Бар для исполнителей» оказался заведением с честерфилдскими диванами, круглыми деревянными столами, красными обоями и рисунками Джима Морриса на стенах. Честно говоря, мне кажется, что он заслуживает более привлекательного названия.
Большую часть посетителей составляли студенты, но, кроме них, были и местные. В общем, вечером в четверг, в половине восьмого, я сидел в углу зала и делал вид, что спокойно читаю старый номер «Аргуса».
Я не сказал Эбби, что приду. Да, она прислала мне флаер, но в конверте не было письма, никакого намека на то, что она хочет меня видеть. У меня было чувство, что она сделала это только из вежливости, словно пытаясь сказать: смотри, мол, я все-таки решила попробовать, пожелай мне удачи.
В поезде я слушал ее песню с айпода и рассматривал флаер, пока городское солнце за окном не сменилось сельской ночью. У нее прекрасные тексты. Да, они не идеальны, но это она. Они такие же хрупкие, но полные жизни,
такие же чувственные и полные надежды. Я не лгал, когда писал статью. Честно говоря, в той статье я был более честен, чем когда-либо. Мой подарок Эбби оставался бы таким же, не важно, знакомы мы или нет, но как-то вышло, что он оказался никому не нужным.Ха. «Подарок». Можно подумать, что пять звезд от изрядно опозорившегося и почти уволенного и. о. редактора обзоров — это подарок. Но на самом деле мой подарок заключался не в этом, а в вере в нее. Уверенность в своих силах — единственное, что я мог ей привить.
Свет погасили, толпа разошлась по своим местам. Вышла Эбби, опустив глаза и напрягшись, подключила гитару и начала петь.
Я давно не чувствовал себя таким счастливым и полным жизни.
— Не думала, что ты придешь, — сказала она мне после концерта.
— Не думал, что ты захочешь меня видеть.
— Я и не хотела.
— Это было потрясающе, Эбби. Ты…
— Джейс, прости, что я так себя повела.
— Это моя вина. Я сам виноват. Если тебя это утешит, та статья оказалась одной из девяти причин, по которым я лишился работы. Так что мы в расчете. Кроме того, ты подсунула наркотики жениху моей бывшей девушки и ее подруге, а потому, я думаю, за тобой должок, так как теперь она не разговаривает со мной и отменила посланное мне приглашение на свадьбу.
Эбби виновато хихикнула.
— Господи, не знаю, о чем я думала. Утратила связь с реальностью, наверное. Думаю, мы в расчете.
— Я сказал не это. Я сказал, что за тобой должок. После концерта я очень обрадовался, поняв, что у тебя на самом деле есть стремления. Ты говорила неправду или…
— Я не врала. — Она закатила глаза, и я тут же продолжил:
— Нет, я не обвиняю тебя. Ты просто ошибалась. Потому что у тебя они явно есть.
Когда мы познакомились, я задумался, почему она держится рядом с «Кикс» или с другими знакомыми музыкантами. Сначала мне казалось, что она одна из «группе», занимает видное положение в иерархии фанаток, потому что она «своя» в группе, то есть может наравне разговаривать с музыкантами и пить с ними. Но это на нее совсем не похоже. Теперь я понял, что она держалась рядом с ними просто потому, что они делают то, о чем всегда мечтала она сама. Ей нравилась музыка, а не группа. Музыка и весь связанный с ней мир. Она хотела хотя бы смотреть, как другие это делают. Вероятно, ей не хватало смелости выйти на сцену самой и рассказать миру о своих чувствах.
И все-таки.
— Ты решилась, — сказал я, — ты это делаешь.
— Всего несколько выступлений. Устроить концерт не так просто, как кажется. Но меня неплохо принимают. Ну… почти все.
— Сложная публика?
— Нет, с публикой все в порядке: во всяком случае, они ведут себя достаточно корректно — нет, я о Поле.
— О кукольнике Поле? И что кукольник Пол?
— Кукольник Пол был не слишком рад. Он сказал, что нам нужно решить, кто из нас будет заниматься творчеством. Якобы если оба пытаются взорвать один и тот же мир, из этого не выходит ничего хорошего.
— Но он же кукольник!
Она улыбнулась помимо воли и прикрыла рот рукой.
— На самом деле он бы предпочел, чтобы его называли «мастер политического кукольного театра».
— И где же он сегодня? На заседании Совбеза ООН? Или его высадили в секторе Газа с двумя шариками для пинг-понга и ракеткой в качестве оружия?
Она на мгновение перестала улыбаться.
— Мы расстались. Если, конечно, полагать, что между нами было что-то серьезное, не знаю…
Господи. Это моя вина. Моя статья — мой подарок — послужила началом этого. Катализатором, пробудившим гнев «мастера политического кукольного театра». Я должен был попросить прощения. Это ясно. Я должен умолять о прощении.