Шатун

Старшины после этих слов головами закачали – ох и хват у Данбора сынок! Мало ему боготурства, так он решил с князьями кровью смешаться.

– Для меня в поражении Рогволда явный Велесов знак, – пояснил Осташ. – Союз наш со Златой угоден Скотьему богу.

Боготуру Осташу, конечно, виднее, и не дело выселковых смердов толковать волю Велеса, но многие на месте новоиспеченного боготура остереглись бы ввязываться в ссору с князем Рогволдом, который, по слухам, очень упрям и на расправу скор. Правда, этим многим в боготурах не ходить, с князьями за одним столом не бражничать и уж точно не любить их сестер и дочерей. Поэтому никто и не стал спорить с Осташем. А Серок даже высказался в том смысле, что дерзость и удача всегда идут рука об руку. И все присутствующие с Серком согласились: уж если вышел в боготуры, то ставь себя среди ведунов равным, а иначе затопчут – и останется одна молва, что был такой незадачливый боготур из смердов, да весь вышел.

– Женка-то хоть хороша? – спросил Осташа дядька Доброга.

– Недаром же она гану Горазду приглянулась, – ухмыльнулся боготур. – За ней, между прочим, дают в приданое большой кус земли и усадьбу. На той земле можно будет поставить боготурский городец. Городец мне обещали помочь возвести боярин Драгутин и боготур Вузлев.

– Плохо, что жену берешь от живого мужа, – нахмурился Данбор, – не по-людски это.

– Так ведь не силой беру, – возмутился Осташ. – Не захочет за меня идти – пусть уходит к гану Горазду, неволить не буду.

– Ну если ты этой Злате люб, тогда конечно, – сказал Лытарь, скосив глаза на смурного старшего брата.

Лытарь, в отличие от Данбора, был жадноват, это все в сельце знали. На Шатуненково серебро он себе уже дом отгрохал всем соседям на зависть, теперь, видимо, рассчитывает, что отломится ему кусок и от братичада Осташа. И если боготур Осташ уродился щедростью в отца, то рассчитывает Лытарь не зря.

– Будешь набирать дружину, – прокашлялся Туча, – односельцев своих не забудь.

– А как же! – удивился Осташ. – На кого мне еще в этом мире опираться, как не на родовичей и односельцев.

– Это ты правильно рассудил, – одобрил боготура Серок. – В единстве наша сила. Если станем все плечом к плечу – и князья, и боготуры, и простолюдины, – никто нас не одолеет.

После Серковых слов, которые одобрили все присутствующие, пустили братину по кругу – пора было и честь знать. На мороз старшины выходили разгоряченными Данборовой брагой и Осташевыми рассказами. По сельцу пошли, однако, чинно, блюдя достоинство. Об Осташе говорили больше в похвалу, чем в осуждение. Если в спесь не ударится Данборов сын, то от его боготурства сельцу будет немалая польза.

– Данбор его быстро в чувство приведет, – обнадежил Туча. Однако Кисляй не разделил уверенности Тучи. Молодежь нынче пошла такая, что никакого сладу с ней нет. Отроки норовят выйти из-под отцовской руки, дочери и те норов показывают. А что до Осташа, то человек он, конечно, неглупый, но ведь сколько соблазнов кругом, и как тут не впасть в искушение.

С Кисляем хоть и спорили, но без особого усердия – в жизни все бывает, вот и с Данборовым сыном все еще может повернуться и так, и эдак. Молодость в нем еще играет, горячая кровь берет верх над разумом.

– Это кто ж к нам пожаловал? – удивленно указал рукой Брыль на въезжающего в поселковые ворота всадника.

Всадник был не один, на крупе его коня сидела женщина. Проезжая мимо старшин, гость снял меховую шапку и поклонился. От этого поклона у Тучи сам собой раскрылся рот:

– Шатуненок!

Тут уж вслед за Тучей и другие опознали во всаднике Данборова сестричада Искара и застыли в тяжелом раздумье – радоваться ли возвращению сына Шатуна в родное сельцо или огорчаться. По всему выходило, что огорчаться пока преждевременно, но и для радости причин нет. Оставалось только тревожиться да надеяться, что пронесет нелегкая и в этот раз. На Искарово приветствие ответили хоть и вразнобой, но все старшины без исключения.

– Дела, – протянул Брыль, поглаживая прихваченную морозцем щеку. – Мало нам боготура Осташа, так еще и Шатуненок пожаловал. Неспроста все это!

Старшины тут же пожалели, что слишком рано поднялись из-за Данборова стола. Глядишь, и от Шатуненка узнали бы что-нибудь интересное. Но не станешь же с полдороги возвращаться и лезть в чужой дом незваным.

– Шатуненок – это вам не бакуня Осташ, – покачал головой Кисляй. – От него и в детские годы мы не слышали лишнего слова, а ныне и вовсе. Заматерел Искар – вон как его разнесло в плечах! А ростом он, похоже, перегнал дядьев.

Старшины согласились с Кисляем. По первому взгляду видно, что изменился за минувший год Искар. Ну а что с его душой стало, судить никто не брался.

Данбор шагнувшего через порог Искара узнал сразу и обрадовался от всего сердца. В один день вернулись сын и сестричад. Вернулись живыми, здоровыми и с немалой славой. От радости Данбор не сразу разглядел женщину, которая пряталась за Искаровой спиной, а как глянул на нее, так и обмер. И уже в беспамятстве, видимо, произнес:

– Милица!

Лытарь, стоявший ошуюю Данбора в ожидании родственных объятий, даже пригнулся, чего-то вдруг испугавшись. Отрезвила всех Осташева усмешка:

– Не Милица она, а Ляна, Макошина ведунья.

После этих слов Лытарь вздохнул с облегчением, а то ведь ему невесть что показалось после вскрика Данбора. Мелькнула даже шальная мысль, что сестричад Искар наведался-таки в Страну Забвения и вывел оттуда сгинувшую в медвежьем капище Милицу.

Пока простодушный Лытарь неловко оправдывался за свой испуг, Данбор уже со спокойным сердцем приглядывался к гостье. И пришел к выводу, что не обманули его глаза, не могло такое разительное сходство быть простой случайностью. Но вслух говорить об этом он не стал.

– Отец мой Лихарь Урс был таким же шатуном, каким Осташ сейчас является быком, – прервал извинения Лытаря Искар. – Так-то вот, родовичи.

– Он что же, не был оборотнем? – растерялся от таких слов Лытарь.

– Шатунами звали ближников Лесного бога урсов, – пояснил Искар. – Листяна Колдун был сыном кудесника этого бога Ичкиря Шатура, а Лихарь его внуком. Об этом мне рассказала бабка Горелуха. А мать моя умерла у нее на руках при родах, и случилось это не в медвежьем капище, а в селе урсов. Боги славянские должны были пропустить ее в Страну Света без задержки, ибо Лесной бог урсов не связан с нечистыми духами из Страны Забвения и ничем не хуже всех прочих богов.

Лытарь почесал затылок и растерянно оглянулся на старшего брата. Данбор же слушал Искара с большим вниманием, хотя по лицу его трудно было определить, чего больше в его душе: веры или сомнения. Для семьи было бы лучше, если бы Искар оказался прав. Как ни крути, а судьба Милицы темным пятном ложилась на ее родовичей и вызывала неодобрительные, а то и опасливые шепотки соседей.

– Садитесь к столу, – махнул рукой Данбор, – разговор будет долгим.

При чужих женщин за стол не сажали, но ныне под кровом были только свои, а потому за столом собралась вся семья, за исключением самых малых.