Шайтан-звезда (Часть 2)

Кабур замолчал.

– Мне нужен этот ребенок!
– сказала Абриза.
– Он нужен мне, о дядюшка, мне! И я его отыщу. Потом, когда нужда в нем пройдет, я, разумеется, верну его Шеджерет-ад-Дурр.

– Хайят-ан-Нуфус - опасная противница, - предупредил аль-Сувайд. Если ты - Ястреб о двух клювах, то она - змея о двух жалах.

– Ястреб хватает змею в когти, поднимается в небо и швыряет ее оземь!

– Она такая же бабка этого мальчика, как и ты, о дитя...
– горестно произнес купец.
– И это - тот невозможный случай, когда ястреб и змея породнились...

– Раз так - то ее игра становится совершенно непредсказуемой, ибо на ее шахматной доске - два будущих царя, и она непременно в один из дней пожертвует кем-то, чтобы второй занял престол и дал ей возможность наслаждаться властью. Но кем - сыном или внуком?

– Я рад, что ты правильно оценила обстоятельства, - сказал аль-Сувайд.

Дверная занавеска приподнялась.

Вошел человек, по виду которого никто бы не сказал, где его родина и кто его родители. Был он темнокож, безбород, скуласт, раскос, с подобным перекошенной звезде шрамом, стянувшим левую щеку, с чрезмерно длинными руками, словом, не из красавцев.

– О ад-Дамиг!
– воскликнула Шакунта, вскочила и бросилась ему на шею.

* * *

Хайсагур рассудил здраво - престарелый ученый, а Абд-ас-Самаду ас-Самуди, по его соображениям, было уже очень много лет, путешествуя в окружении учеников, как удалось выяснить в Багдаде, должен искать пристанища среди себе подобных. А именно - среди шейхов, которые учат в мечетях или в школах, построенных при мечетях.

Он отыскал в Эдессе мечеть, вокруг которой сама собой вырастала понемногу завия - нечто вроде селения, где были помещения для суфийских шейхов-аскетов, их семей и учеников, кладбище, пополнявшееся за счет этих шейхов, а также странноприемные дома для паломников, посещающих кладбище и поклоняющихся гробницам местных святых - все тех же суровых шейхов.

Входить в мечеть и расспрашивать знатоков Корана о приезжем ученом он не решился - один Аллах ведал, каковы были убеждения Абд-ас-Самада, и если он оказался бы среди противников, то его бы изгнали и предали забвению.

Поразмыслив, Хайсагур отправился на кладбище, где едва ль не у каждой гробницы сидели старцы, далеко зашедшие в годах, в серых и коричневатых одеждах из грубых шерстяных тканей, в головных повязках поверх маленьких ермолок, и, судя по лицам, непременно соблюдавшие дополнительные посты, ибо это был наилучший способ проявить бескорыстную любовь к Аллаху.

Иные из них были погружены в размышления, а иные поучали посетителей кладбища, но не толкуя предания из жизни пророка, а рассказывая некие истории с туманным смыслом.

То, что эти люди сидели не в мечети, где велись споры, а снаружи, внушало надежду, что их не слишком волнуют тонкости толкований Корана, и даже более того - они смотрят свысока на мудрствования вокруг слов пророка, полагая, что достаточно строжайшим образом соблюдать то, что сказано ясно, а Аллах лучше знает!

Хайсагур прошел вдоль приземистых, выложенных из неровного кирпича, лишенных всяческих излишеств гробниц в поисках шейха, который показался бы ему наиболее подслеповатым, ибо он до сих пор не привел в человеческий вид свое лицо и, как ни прилаживал фальшивую бороду с усами, а возле глаз виднелась его собственная шерсть.

И он нашел такого на самом краю кладбища.

Шейх сидел у арки входа, бывшей рослому гулю примерно по висок, на голой земле перед молитвенным ковриком, на котором лежали исписанные листы, брал их поочередно и подносил к самому носу.

– Во имя Аллаха Милостивого, милосердного!
– негромко сказал, подходя, Хайсагур и поклонился с достоинством.

– Из каких ты людей?
– спросил шейх.
– Тебе рассказать об усыпальнице и о том, кто в ней лежит? Передать его притчи? Или ты из тех, кто странствует в поисках истины, и уже продвинулся на этом пути?

– О шейх, я ищу человека, который приехал сюда, спасаясь от преследователей!
– быстро отвечал Хайсагур, боясь, что его сейчас усадят возле гробницы и примутся за совместные поиски истины.
– С ним были престарелая жена, невольница и несколько учеников. Он переезжал из города в город, и добрые люди сказали мне, что несколько лет назад он приехад в Эдессу... в ар-Руху.

– Принадлежал ли он к суфиям или их последователям?
– строго осведомился старик.

– Я не знаю этого, - честно признался Хайсагур.
– И я полагаю, что он уделял исламу меньше времени, чем полагалось бы в его почтенные годы. Но я должен найти его и известить, что его бедствия окончились, и Аллах сжалился над ним, изменил его положение и облегчил его заботы! Я непременно должен совершить это доброе дело, и я надеюсь, что Аллах, да славится его имя, даст мне такую возможность!

Возведя к небу глаза при этом восхвалении Аллаха, гуль одновременно выронил динар, который заранее достал из кошелька и держал зажатым в кулаке, под длинным рукавом. Динар с глухим стуком упал на молитвенный коврик, как раз в арку вытканного на нем михраба.

– Как прозвище этого почтенного человека?
– уже куда мягче спросил отшельник.

– Его прозвище - ас-Самуди, о друг Аллаха, а имя - Абд-ас-Самад ибн Абд-аль-Каддус, - с удивлением замечая, что динар остается нетронутым, отвечал Хайсагур.
– И если ты поможешь мне отыскать его, то я пожертвую десять динаров на ту мечеть, которую ты мне укажешь, или на любое доброе дело, по твоему усмотрению.

– Возьми свой динар, о человек, я не могу помочь тебе, ибо тот, кого ты ищешь, умер, и его жена умерла вслед за ним, а невольница и ученики ушли своей дорогой.

– Велик Аллах!
– воскликнул оборотень.
– Нет силы и власти, кроме как у Аллаха! Может быть, ты укажешь мне его могилу? Я бы охотно посетил ее.

– Я укажу тебе его могилу!
– почему-то на это предложение отшельник откликнулся куда охотнее, чем на прочие просьбы. Он встал, оставив динар лежать на коврике, а Хайсагур тоже не стал ради него нагибаться, чтобы не потревожить бороду.

Гуль решил, что у этого человека в голове - свой список богоугодных дел, в котором указывание заброшенных могил стоит на видном месте, а беседы со странствующими гулями и оборотнями вовсе не указаны. Впрочем, суфии в большинстве своем были людьми с причудами и странностями.

– Если бы мне удалось найти его близких, я бы позаботился о них, сказал он, неторопливо шагая за отшельником.
– Неужели не нашлось лекарства от его болезни? Ведь он был еще вовсе не стар! Я полагаю, что ему было не более семидесяти лет. И он мог бы прожить еще долго, славя Аллаха и совершая добрые дела!

Хайсагур назвал эту цифру с умыслом - отшельнику, по его разумению, было около восьмидесяти. На самом же деле он был убежден, что Абд-ас-Самад куда старше.

– Да, он мог бы прожить еще долго, о друг Аллаха!
– с внезапной пылкостью отвечал отшельник.
– Если бы не связался с этим несчастным, с этим бесноватым, с этим искателем скрытых имамов!

– О ком ты говоришь, о шейх?
– почуяв добычу, быстро спросил Хайсагур.

– Я говорю о цирюльнике по имени Абд-Аллах, коего он вовсе не заслуживает, и по прозвищу Молчальник, которого он заслуживает равным образом!