Шайтан-звезда (Книга первая)

Наградив Саида еще и таким ласковым словом, Шакунта села на ковер, открыла шкатулку и достала оттуда два тяжелых браслета из наихудшего серебра, которое Мамед когда-либо в жизни видел.

– Если ты позволишь, о Шакунта, я подарю тебе другие, – осторожно предложил он. – Благодарение Аллаху, подарки для женщины мне еще по карману.

– Это, о почтенный Мамед, лишь с виду ножные браслеты, а на самом деле – боевое оружие индийских девушек и женщин, – улыбнувшись, отвечала Шакунта. – Их края заточены, и на них, как ты видишь, острые бугорки, так что я, упав, смогу драться и ногами. Вот только любопытно, как они налезут на сапоги.

Задрав штанину шаровар, она сунула ногу в серебряное кольцо, подтянула его повыше, обула сапог и с большим трудом надвинула кольцо на голенище.

– Тебе придется разувать меня, о Мамед, – весело сказала она при этом. И точно так же снарядила и вторую свою ногу.

– О госпожа, а нет ли у тебя еще и оружия для головы? – осведомился Мамед. – Руки и ноги у тебя будут трудиться, а голова – бездельничать?

Шакунта расхохоталась, подошла к своему забавному спутнику и поцеловала его в щеку.

– Сегодня я освобожу свою доченьку, о Мамед, и соединюсь с ней, и ты увидишь, что такое красавица! И ты сравнишь меня с ней и поймешь, что мое время миновало, – не то в шутку, не то всерьез заявила она. – А теперь пойдем выбирать верблюдов. Хвала Аллаху, денег у нас хватит на лучших, какие здесь найдутся! Только помоги мне намотать тюрбан. Этому искусству я не обучена.

Мамед обвил шелковым полотнищем длинные, завивающиеся жгутами и черные, как смоль, волосы Шакунты.

– Ты подобна луне в ночь ее полноты!

– О Мамед, вот полнота-то и смущает меня… – Шакунта присела, чтобы Мамед мог красиво выложить складки тюрбана и вывести ей на плечо длинный конец полотнища. – Еще три года назад я воистину была ястребом о двух клювах! А теперь моя грудь увеличилась, и бедра округлились, и я давно уже не участвовала в поединках…

Она вздохнула, выпрямилась и вышла из помещения, а Мамед последовал за ней.

В хане было немало постояльцев, так что хозяин сразу указал ей владельцев двух наилучших верблюдов, и она купила их вместе с седлами, а мула и того верблюда, который принес сюда Мамеда, оставила хозяину в счет того вина, которое, по ее соображениям, непременно выпьет тут оставленный на произвол судьбы Саид.

Мамед, хотя Шакунта и торопила его с отправлением, попытался было отыскать своего наставника в мастерстве уличного рассказчика, но того как будто унесли джинны или ифриты.

Но в тот миг, когда Шакунта и Мамед, сев на верблюдов и сверившись с туманными указаниями ожерелья, избрали направление пути, некий человек, скрывший лицо концом тюрбана, подглядывал за ними из-за угла.

И, если бы они вовремя обернулись, то увидели бы тень этого человека. Разумеется, по тени трудно определить черты лица, но то, что к поясу подвешен длинный ханджар, а на руку надет небольшой круглый щит, они бы поняли сразу.

Вряд ли они заподозрили бы в этом человеке Саида, поскольку тот пустился в путь без ханджара и щита, а раздобыть их ему было как будто негде. Опять же, Саид немало выпил, а этот человек двигался не как пьяный, у которого левая нога мешает правой ноге, а как айар, которому приказано выследить врага и покончить с ним.

Шакунта погоняла своего верблюда, Мамед не отставал. Но в тот час, когда последние солнечные лучи скрылись за горизонтом, когда и запад и восток покрылись черными чепраками, когда неподвижные звезды засверкали на небосводе и по ступеням небес взошли планеты, он забеспокоился.

– О Шакунта! – воззвал он сзади. – Неужели ради спасения твоей дочери нам непременно нужно присутствовать при соитии двух черных – пыльной каменистой тропы и ночного мрака? Если ее куда-то везут, то эти люди давно сделали привал и выставили охрану, или же заперлись в караван-сарае, или успели укрыться за городскими стенами. Какой безумец станет странствовать ночью? А если она где-то живет, и мы направляемся туда, то все равно раньше утра мы не попадем в ее жилище! Разве ты – неуловимый айар, чтобы проходить сквозь стены и решетки?

– Я не айар, о Мамед! – сердито отвечала Шакунта, погоняя верблюда. – Но я знаю – понимаешь ли, я точно знаю! – что мою дочь сейчас везут куда-то далеко, и она в плену, и не может себе помочь! У меня такое чувство, будто я вижу караван, который торопится, невзирая на ночь! Несколько верблюдов везут женщин, и среди них – моя дочь… А на первом верблюде сидит женщина, и она кричит, подгоняя всех! И вокруг этого каравана скачут на конях мужчины с обнаженными ханджарами и изготовленными к бою луками… Этот караван преследуют, о Мамед! И если дает мне Аллах случай выручить мою дочь, мою Шеджерет-ад-Дурр, и вернуть ее себе, так вот он!

Вдруг Шакунта придержала верблюда, вслушиваясь в полнейшую тишину.

– Клянусь Аллахом, это же плач ребенка!.. – пробормотала она, дав Мамеду возможность нагнать себя, так что он услышал ее странные слова. – Откуда у нее взялся ребенок? Неужели она уже родила мне внука? О Аллах!..

– Разве не могут везти ребенка другой женщины? – спросил Мамед, в которого это подслушивание за несколько фарсангов вселило тревогу и беспокойство за разум Шакунты. – Может быть, это – дитя той женщины, что отдает приказания?

– Нет, это – дитя моей дочери! – твердо отвечала Шакунта. – А та, что отдает приказания… О Аллах! Неужели наступила ночь, когда сбудутся все мои желания? Погоди, о Мамед, не подгоняй верблюда, они движутся сюда. Здесь мы выберем место, откуда напасть на них.

– Горе тебе, ты собираешься напасть на целый караван, о женщина? – изумился Мамед.

– Да, о несчастный, а что ты в этом видишь невозможного? Велик Аллах – и если он посылает этот караван нам навстречу, то даст и возможность освободить мою дочь! Но если ты боишься – еще не поздно вернуться и присоединиться к Саиду!

– Я сломал об него ножку от столика, о Шакунта, и нет мне больше пути к нему! – отвечал Мамед так, как если бы разгромил рать доблестного Саида, и захватил его казну, и овладел его харимом.

Шакунта заставила верблюда лечь за пригорком и сошла с него.

Встав на ровном месте, она широко расставила ноги и глубоко присела, так что ее шелковые шаровары расстелились по каменистой земле. Руки она развела в стороны, согнув в локтях и обратив кверху ладони с растопыренными пальцами так, как если бы держала на них по арбузу. В этой странной позе Шакунта замерла надолго – так, что можно было бы совершить молитву в два раката. И она стояла, словно каменная.