Шайтан-звезда (Книга вторая)

– И срезать мозоли… – отвечал с другой лежанки Хабрур ибн Оман.

Его борода была завернула и закутана в порыжевшие от хенны тряпки.

– А растирание? Вы забыли о пользе растирания, о друзья Аллаха! – напомнил с третьей лежанки Джабир аль-Мунзир. – И ведь мы еще не скоро сможем посетить такой хаммам!

Все трое отдали себя во власть умелых банщиков – и, надо признаться, те растирали их, и сгоняли с них грязь катышками, и долго возились с ними, прежде чем их кожа засверкала чистотой.

– Чтоб тебя не носила земля и не осеняло небо! – услышали они вдруг возмущенный голос с какой-то из отдаленных лежанок. – Что это ты нападаешь на мои бока, словно курд на паломников? Убирайся отсюда, о гнусный банщик, и дай нам отдых от своего зла! Разве так содержится образцовый хаммам? Твоя горячая вода недостаточно горяча, а твоя холодная вода лишена свежести и аромата! Что ты кладешь в кувшины с охлажденной водой – ишачий помет? А твои покрывала – ты вытирал ими ноги городским нищим? Клянусь Аллахом, будь у меня время – я купил бы этот хаммам и научил вас всех, как нужно принимать и ублажать посетителей!

– Слушайте, слушайте! – развеселился Джеван-курд. – Сейчас этот бесноватый подерется с банщиком! Вот это будет развлечение! Ради Аллаха, не мешайте им подраться!

– Сказано: а кто простит и уладит, воздаяние тому у Аллаха, – одернул искателя развлечений Хабрур. – Я пойду и погляжу, что там творится.

Он отстранил банщика, встал, поправил во избежание позора набедренную повязку и, придерживая закутанную бороду, ушел туда, где за пеленой пара продолжал ругаться и обучать банщиков их ремеслу незримый посетитель.

Джеван-курд и аль-Мунзир приподнялись, чтобы лучше слышать, но слов своего старшего товарища они не разобрали. Зато ответ на них был вполне внятен – бесноватый, которому удалось сбежать от родственников и забрести в хаммам, обозвал кого-то арабской собакой, и это вполне могло относиться к Хабруру.

– Идем, ты был прав, о друг Аллаха! – обратился аль-Мунзир к Джевану, соскакивая с суфы. – Нужно было дать банщикам возможность поколотить этого несчастного! Но и теперь не поздно!

Они поспешили туда, куда неторопливо проследовал Хабрур, и увидели такое зрелище.

На краю большого водоема стоял человек неслыханного вида. Черные с легкой проседью волосы стояли у него на голове дыбом, так что голова сделалась, как у разъяренного ифрита, и величиной она вместе с волосами была, словно корзина в лавке зеленщика. Узкая белая повязка, стянувшая виски, делала его еще страшнее. Он был высокого роста и худой, но жилистый, и кое-где на его теле виднелись прямые шрамы, как от удара ханджаром.

Этот человек потрясал покрывалами, которые банщик, очевидно, накинул ему на плечи, когда вводил в парильню хаммама. И если бы аль-Мунзиру или Джевану-курду пришлось изображать в трактате о повреждениях разума безумца, то лучшего, чем этот, они не нашли бы во всех землях правоверных.

Аль-Мунзир знал по опыту, что его широченные плечи и огромный рост приводят к смирению даже самых буйных крикунов, если обладатель плеч и роста сурово сдвинет брови. Потому он вышел вперед и встал перед шумным посетителем хаммама так, как, очевидно, встал в сказке перед глупым рыбаком выпущенный им из кувшина свирепый джинн.

– Чего тебе нужно, о молодец? – прервав свои возмущенные вопли, обратился к нему крикун. – Что ты стоишь и смотришь на меня глазом умаляющим? Может быть, ты еще заговоришь со мной речью уничтожающей, как этот обладатель крашеной бороды?

Он указал пальцем на Хабрура ибн Омана.

– Как говорят арабы, верблюд, домогавшийся рогов, лишился ушей, – отвечал на это аль-Мунзир, несколько удивленный тем, что его рост и плечи не произвели должного впечатления.

– Ты рожден ничтожным глупцом и жалким трусом, ты боишься тронуться в путь темной ночью и прячешься в шатре в жаркий полдень! – на сей раз подобный ифриту посетитель хаммама завел речь, хоть и гнусную, но подобающую детям арабов.

– Я отважнее и доблестнее тебя и твоего отца, я гораздо выносливее в ночном пути, когда от холода дрожат даже звезды, и я смелее углублялся в полуденные долины, опаленные зноем! – с подобающей яростью произнес аль-Мунзир, предвидя увлекательное состязание в ругательствах, проклятиях и тому подобных славословиях.

Почуяв, что перед крикуном уже не бессловесный банщик, а равный противник, прочие посетители хаммама стали, сползая с лежанок, стягиваться к месту склоки.

– О аль-Мунзир, не причиняй ему вреда, – попросил Хабрур. – Разве ты не видишь, что он не отвечает за свои слова?

– Горе тебе, как это я не отвечаю за свои слова? – повернулся к нему склочный и сварливый собеседник Джабира. – Ты сам не отвечаешь за свои слова, и твой отец не отвечал за свои слова, и твой дед не отвечал…

– Ради Аллаха, замолчи! – подступил к нему Джеван-курд, которому это словесное состязание вовсе не понравилось. – Или я брошу тебя в водоем на посмешище всему хаммаму!

– Клянусь Аллахом, от твоих слов во мне прибавилось огня к огню! – отвечал ему этот человек, подобный свирепому ифриту. – Сейчас посмотрим, кто кого сбросит в водоем!

И он, слегка присев и разведя руки, пошел на Джевана, явно готовясь схватиться с ним, как это делают рыночные борцы.

– О Джеван, ты потеряешь в схватке набедренную повязку, и не он станет посмешищем, а ты! – удержал за плечо товарища аль-Мунзир. – Наше достоинство не потерпит урона, если мы откажемся от драки с бесноватым. Разве ты хочешь, чтобы хозяин хаммама послал за городской стражей и нас вывели отсюда с позором?

– С чего это я должен посылать за городской стражей? – высокомерно осведомился подобный ифриту.

Аль-Мунзир и Хабрур переглянулись.

– О правоверные! – обратился Хабрур к полуобнаженным мужчинам, столпившимся вокруг. – Мы – чужие в вашем городе! Разве этот человек – хозяин хаммама?

– Нет, разумеется, клянусь Аллахом! – первым отозвался весьма почтенный старец. – Я посещаю этот хаммам уже тридцать лет, и знал всех его хозяев поочередно. Но я впервые вижу этого человека.

– И мы впервые видим его! – подтвердили все прочие.

Самозванец потер рукой лоб.

– Горе мне, это не мой хаммам… – пробормотал он.

– Да это же гашишеед! – вдруг догадался кто-то. – Он одурманен и сам не понимает, что говорит!

– Разве те, кто потребляет гашиш, лезут в драку? – возразили ему. – Они предаются своим видениям! Вот сейчас ему кажется, будто он хозяин хаммама!..

Воспользовавшись тем, что возник спор о повадках и обычаях гашишеедов, Джеван-курд зашел за спину самозванцу и приблизился к нему настолько, что смог его обнюхать. Сделав из этого кое-какие выводы, он за спинами спорящих вернулся к аль-Мунзиру.