Шеф сыскной полиции Санкт-Петербурга И.Д.Путилин. В 2-х тт. [Т. 1]

Городовой вышел и оставил нас одних.

3/4 Ну-с, как же тебя звать? — задал я обыкно­венный вопрос.

3/4 Не могу припомнить! — последовал ответ.

3/4 Гм!.. Вот как!.. Забыл, значит?. Как же это так?

3/4 Да так!.. Имя больно хитрое поп, когда кре­стил, дал... Пока несли из церкви домой, я и забыл, а пока сюда попал, так и совсем позабыл... Просто никак припомнить не могу!.. — говорил задер­жанный, все еще глядя в сторону, но речь его принимала все более и более наглый оттенок.

3/4 Тэ-э-эк-с, — протянул я. — Что же это ты, бед­няга непомнящий, по ночам с дубиной на большой дороге делаешь?

— Ничего... Так... Хожу, значит, по своим надобностям...

— Какая же такая надобность у тебя была вчера, например, когда ты напал с шайкой на нашу телегу?

— И никакой шайки я не знаю, и никакого нападения-то не было... Так просто подошел, попросить, чтоб подвезли... А на меня, вдруг, как накинутся... Я думал, разбойники!.

— Вот как!.. Притомился, значит, по дороженьке, подломились резвы ноженьки, захотелось подъехать... А на него, бедного, нападают, как на какого-либо разбойника... Ведь так? — сказал я...

Какая-то неуловимая не то улыбка, не то гримаса пробежала по лицу допрашиваемого. Он опять скользнул по мне взглядом, пожал плечами и произнес:

— Именно-с так.

Наступило молчание... Преступник стоял и глядел в угол, а я злорадно думал: «Постой же, вот я тебе покажу “забыл”, мерзавец... Вот я тебя ошпарю».

Я вдруг встал и решительно выпрямился:

— А ну-ка, Митрич,погляди-ка на меня хоро­шенько! Не узнаешь ли? — внушительно проговорил я, отчеканивая каждое слово...

Допрашиваемый как-то вздернулся и взглянул на меня широко раскрытыми глазами.

— Не могу знать, ваше благородие, — быстро проговорил он.

— Но ведь ты — Митрич? — спросил я.

Глаза у него забегали... Он попробовал усмех­нуться, но усмешка вышла какая-то кривая...

— Что же!.. Пускай, по-вашему, буду и Митрич, ежели вам угодно, вам лучше знать... — начал гово­рить он.

— Да, да!.. Именно мне лучше знать. И я знаю, что ты — Митрич. Да и меня ты должензнать! Погляди-ка внимательнее...

Митрич вскинул на меня уже смущенный и недоумевающий взгляд...

— Не могу припомнить! — проговорил он.

— Ну так я тебе помогу припомнить. Где ты был ночью пятнадцатого августа, в самый праздник Успенья Пресвятой Богородицы?

— В гостях у товарища!

— Не греши и не ври, мерзавец! — проговорил я грозно. — Не в гостях, а с топором на большой дороге провел ты этот великий праздник... свой Пре­стольныйпраздник, — подчеркнул я...

Митрич изумленно смотрел на меня и начал бледнеть, а я, не давая ему опомниться, продолжал:

— Разбойником, кровопийцей засел ты на большой дороге, чтобы грабить и убивать. Как самый последний негодяй и самая жестокая бессмысленная скотина, бросился ты на безоружного с топором! Только потому человека не убил, что «не хотелось в такой праздник рук марать», — сказал я, не спуская с него глаз и отчеканивая каждое слово.

— Да неужто это были вы, ваше благородие? — почти со страхом произнес Митрич, отступая на шаг на­зад.

— Ага! Узнал небось!..

Митрич бросился на колени.

— Мой. наш грех!.. Простите! — пробормотал он.

Вижу я, что надо ковать железо, пока горячо.

— Ну, а ограбленная и избитая чухонка, ведь тоже дело ваших рук?. Да говори смело и прямо. Ведь я все знаю. Признаешься, тебе же лучше будет!

— Повинны и в этом! — хмуро проговорил все еще не пришедший в себя Митрич.

Шаг за шагом удалось мне выпытать у него обо всех грабежах этой шайки. Грабили большей частью проезжающих чухон, которые, вообще говоря, не жаловались даже на эти грабежи.

— Почему так?

— Да видите, ваше благородие, они думали, что мы всамделишные черти! — пояснял Митрич.

Я вспомнил об этом маскараде и потребовал дальнейших пояснений.

— Да, правду говорить, ваше благородие, не хотелось нам напрасно кровь проливать... Нам бы только запугать насмерть, чтоб потом в полицию не доно­сили. Ведь на нечистую силу не пойдешь же квар­тальному заявлять!.. Ну вот для этого самого и комедь эту играли...

— И доигрались до арестантских рот! Эх вы!.. Бедные черти!

Меня заинтересовал еще один вопрос.

— Но ведь со мною-то вы не комедь играли? Ведь действительно убить собрались? А?

Митрич почесал за ухом.

— Да оно, того... сумнительно нам стало... — проговорил он нерешительно.

— Какие такие сомнения?

— Да видите, перво-наперво, ваше благородие, у вас много денег было, не то что у чухны копеечной. А потом часы, значит, цепочка... Человек, видно, богатый и распознал, что не черти, а просто...

— Разбойники!.. — докончил за него я, видя его затруднение. 3/4 Эх вы!.. Бедные, бедные черти!.. Значит, если бы не праздник, то капут? — спросил я уже весело.

Митрич отвел глаза в сторону и замолчал.

Благодаря показанию Митрича дело разъяснилось быстро. Личности задержанных были установлены. Был в тот же день арестован и четвертый из «чертей».

Оказалось, что это были уволенные в запас. По окончании службы они, промотав бывшие у них на дорогу деньги, решили попытать счастья на большой дороге и вернуться на родину с «капиталами». Не попадись они на последнем деле, их нелегко было бы разыскать, так как они уже решили не откла­дывать более отъезда. На пай каждому приходилось по 60 рублей, и этой суммой они решили удоволь­ствоваться...

Из награбленного мне удалось все же разыскать часы с цепочкой, перешедшие чуть ли не в шестые руки... Знакомые, видя эти часы, смеялись и говорили, что я достал их из ада, куда утащили их было «парголовские черти»...

Что ж! Каковы черти, таков и ад!..

Но понятие, что такое физический, животный страх, после этого случая я имею... Как видите, этот страх я испытал не при исполнении обязанностей... В заключение же скажу одно: не дай Бог никому испытать этот страх. Скверное это состояние!