Шекспир мне друг, но истина дороже

– Вы ничего не докажете, – заявил Роман и отпустил стул.

Озеров усмехнулся, и эта презрительная усмешка вывела Земскова из себя. Как будто тумблер внутри переключился! Он вообще легко умел переключать эмоции, все же он талант, да еще какой! Он умел захохотать и тут же зарыдать, и сразу стать серьезным.

– Вы ничего не докажете! – заорал он. – Вы кто?! Вы же дебилы, недоумки! Поду-умаешь, воротник! Какой, на хрен, воротник! Ну, взял я деньги, и что?! Зачем вам деньги?! Крышу чинить?! Все равно в вашем болоте все сгниет и развалится на хрен!..

Он вырвал у Ляли из рук фарфоровую пастушку и швырнул бо пол.

Чудесным образом пастушка не разбилась. Она глухо ударилась в ковер и покатилась.

Это было неожиданно и произвело совсем не тот эффект, на который рассчитывал талантливый артист.

Собравшиеся проводили пастушку глазами, потом Атаманов очень деловито подтянул рукава толстого белого свитера, уверенно подошел, крепко взял Земскова за ухо и поволок вон из кабинета.

Артист выл и загребал ногами.

Озеров стал спрашивать Юрия Ивановича что-то о «Дуэли», тот от неловкости и стыда стал отвечать, Ляля изучала золотую рыбку в пакете.

Вой постепенно отдалялся, пока совсем не смолк.

– Вы ему по собственному желанию не подписывайте, – посоветовал Максим. – Сделайте хоть это!.. Придумайте какое-нибудь служебное несоответствие.

– Как же так, – растерянно пробормотал директор, – как же так-то… И Валерия Павловна!.. И деньги!..

– Деньги нашлись, – с нажимом сказал Максим. – Да, записывать его в главной роли я не буду. Давайте этого вашего Ваню Есаулова!..

Вернулся Атаманов и сказал, что проводил артиста до самого выхода из театра, даже на улицу вывел.

– Я там его на лавочку приткнул, – добавил Егор хмуро. – Посидит, охолонет немного.

– Ляля, вы меня извините, – вдруг сказал Озеров. – Я должен был все рассказать, а вы должны были услышать.

Она кивнула, подняла с ковра пастушку и пристроила рядом с золотой рыбкой.

– Пойду на свое рабочее место, – она улыбнулась. – Мне кажется, я там не была… лет сто. Пьесу-то мы с вами так и не обсудили, Юрий Иванович. Помните, я пьесу новую нашла?

– Еще обсудим, обсудим, – пообещал директор. – Ты ступай, если у тебя силы есть. А ты на самом деле, что ли, репетировать хочешь, Максим? Еще раз?

– Да ведь главный герой у нас теперь новый.

В приемной зазвучали шаги, кто-то бежал, все разом встрепенулись и оглянулись.

В кабинет влетела Алина Лукина, за ней маячила Марина Никифорова.

– Папа, – закричала Алина с порога. – Мы сейчас шли, а там Рамзес… его кто-то избил до полусмерти! Он подняться не может, за голову держится и… и плачет… Надо в полицию звонить, папа!

– Ничего я его не бил, – пробормотал Егор Атаманов. – За ухо оттаскал, да и все.

– Папа!

– Не кричи, Алиночка, – попросил Юрий Иванович. – Хватит с нас сцен с утра пораньше. Ты на репетицию пришла?

Алина кивнула. Глаза у нее были безумные.

– Вот и славно. Максим Викторович сейчас как раз начнет репетировать. Иди в зал, иди. И вы, Мариночка, тоже.

– Да, но у нас… ведущего актера среди бела дня избили, Юрий Иванович!

– Да никто его не бил, – поморщился директор. – Поговорили мы с ним, да и разошлись. Он, видишь, на лавочку пошел, и там теперь плачет, а мы здесь остались.

– А почему он… плачет?

– От стыда, – сказал Озеров. – Ему стыдно, что он украл деньги у вашего папы, Алиночка. Он теперь переживает.

– Он не мог! Вы что? Чокнулись? – закричали разом Марина и Алина, и кто-то еще полез из коридора, Софочка заглянула, загородив собой дверь, ехидная борода Валерия Клюкина мелькнула, и, растолкав всех, вбежала секретарша в сбившемся пуховом платке.

– Юриваныч, у нас ЧП, – выпалила она. – Земскова какие-то негодяи чуть не забили до смерти!.. Надо звонить, наряд вызывать.

Последней влетела Валерия Дорожкина.

– Я требую, – начала она с порога, задохнулась и перевела дыхание. – Я требую объяснений! Слышите вы, директор?! Почему мой партнер говорит, что его уволили самым подлым образом?! Что здесь происходит?!

– Давно пора, – подал голос Валерий Клюкин. – Наконец-то догадались.

– Замолчи, – сквозь зубы процедила Валерия, не оборачиваясь к мужу. – Я жду объяснений, немедленно, ну!

И она кулачком стукнула по директорскому столу.

– Я не выйду на сцену, пока не получу объяснений! Ноги моей не будет в спектакле, делайте что хотите!

– Зря вы все это затеяли, – сказал Озеров. – И Земсков ваш тоже! Он, конечно, мужчина чудовищно глупый, но все же не окончательный идиот. Ушел бы себе тихонько, никто бы и не заметил…

– Ты… ты сам идиот! – завизжала Валерия и кинулась на Максима, стараясь вцепиться в лицо.

Клюкин засмеялся, Софочка вскрикнула, все остальные шарахнулись кто куда. Кроме Атаманова. Он подошел и сзади взял звезду за локти. Она извивалась, вырывалась, пиналась, норовя ударить каблуком, но Егор держал ее крепко.

– Ти-ха! – гаркнул на весь кабинет Юрий Иванович. – Еще не хватает! Распустились!..

Печатая шаг, он вышел из-за стола и подошел к Валерии, которая все буянила.

– Деньги из моего сейфа украл Земсков, – заявил директор громко и четко. – Все слышали? В задних рядах тоже? Это факт установленный. С сегодняшнего дня в нашем театре такого артиста больше нет. Это тоже факт. И никаких сцен! Все по рабочим местам!

– Как… Роман? – прошелестела Алина. – Но ведь их Ляля Вершинина взяла. Мы сами видели ключи… мы же видели, да?

– Ты на него все свалила, сволочь, проститутка?! – завизжала Валерия. – Ты ему простить не можешь, что он тебя бросил ради меня, да?! Ты нам обоим мстишь, уродина?! Счастье наше тебе поперек горла, крыса?!

– Как ради тебя? – поразилась бедная Алина, а Марина Никифорова стала бледной как смерть – так на сцене полагается бледнеть при получении страшного известия. – Но вы же все время враждуете!.. И ты с Виталием Васильевичем была…

– А она у нас со всеми сразу, – влез Валерий Клюкин. – Да, дорогая?