Шекспир
Шрифт:
— Ты решил драться, — усмехнулся нападавший, — зря. Этак только испачкаешь бумаги, которые дала тебе королева, собственной кровью.
Но Уильям решил драться до последнего. Королева просила его никому ее стихи не то что не отдавать, но даже не давать читать. Стоили они его жизни? Уильям не знал — он ведь не успел взглянуть на них. Тем не менее, делом чести было сражаться за то, что ему доверила сама королева, до конца.
Нападавшие подступали к нему все ближе. Они держали шпаги наготове, из-под масок враждебно блестели темные глаза. Уильям встал так, чтобы за спиной у него оказалась стена ближайшего дома, а оба мужчины были по бокам. Особенного преимущества
Мужчины не торопились. Они медленно накручивали плащи на руку, продолжая с усмешкой приближаться к Уильяму, так что вскоре он уже мог слышать их тяжелое дыхание. Он с силой рассек воздух шпагой и быстро отпрыгнул чуть вправо. Нападавшие оказались слева друг возле друга. Они явно не ожидали от Уильяма таких резких действий, но его поступок только разозлил их еще больше.
Позже Уильям не мог толком вспомнить, как все происходило. Наплевав на возможные обвинения в трусости, он просто-напросто кинулся бежать, воспользовавшись открывшимся пространством справа. Навстречу ему выехал всадник. Уильям не знал, друг это или враг, но продолжал бежать, чувствуя позади дыхание нападавших.
— Двое на одного! — вскричал мужчина, ехавший на лошади. — Что бы там ни было, но теперь вам придется иметь дело еще и со мной.
Он спешился и набросился на преследователей Уильяма. Те не стали обороняться и быстро скрылись, открыв неприметную дверь одного из домов. Спаситель Уильяма попытался последовать вслед за ними. Но оказалось, что дверь вела не в дом, а в узкий проход, соединявший две параллельные улицы.
— Исчезли, — вздохнул он, — бежать за ними бесполезно. Обычно в таких лабиринтах уже никого не найти.
Голос показался Уильяму знакомым.
— Спасибо за помощь, — поблагодарил он с поклоном, — Уильям Шекспир, актер, к вашим услугам.
— Уильям! Черт возьми! Вот это да! — голос принадлежал не кому-нибудь, а самому графу Саутгемптону.
— Генри! — Уильям не верил своим ушам. — Ты спас меня от верной гибели.
— Что произошло? — спросил граф. — Ты наткнулся на грабителей? Что-то они рано вышли на охоту.
— Я и сам удивился. Мы давали спектакль для самой королевы. Она немного задержала меня, пожелав узнать мое мнение о поэзии, — неожиданно для самого себя начал врать Уил, — на улицу я вышел один, и вот видишь, что произошло. Я плохо владею шпагой, поэтому попросту трусливо бросился бежать.
— И правильно сделал, — похвалил граф, — если не умеешь как следует драться, лучше уносить ноги. Тем более это не дуэль, когда поединок представляется делом чести. Пойдем, вернемся во дворец. Я дам тебе свою карету, чтобы ты мог нормально добраться до дома.
— Еще раз благодарю тебя, Генри, за помощь, — признательно произнес Уильям.
В карете он просмотрел стихотворения королевы. В них чувствовалась любовь и страсть к человеку, которому она их посвящала. Стихи не требовали больших исправлений. Она написала их талантливо и под влиянием сильных эмоций. Дома Уильям взял несколько страниц с собственными сонетами, перемешал их с бумагами королевы и отправился к Ричарду Филду.
— Я хотел бы оставить кое-что у тебя на хранение, — объяснил он другу, — может быть, ты даже однажды напечатаешь то, что я тебе дал. Но пока я хотел бы внести немного исправлений в написанное. Поэтому буду иногда приходить к тебе и работать над текстом.
— Почему ты не можешь хранить его дома? — удивился Ричард.
— Издатели крадут тексты, ты
знаешь. Мне кажется, у меня дома их могут выкрасть. Старые пьесы — ладно. Но новое я не хотел бы хранить у себя, — путано объяснил Уил.— У тебя мания преследования, друг, — засмеялся Филд, — конечно, сейчас столько выходит пиратских изданий, что страшно представить. Тут ты прав. Но чтобы залезать к тебе домой?! Хотя всякое бывает. Если хочешь, оставляй что нужно здесь. В типографии много разных бумаг. Я припрячу твои бумаги так, что найти их среди всего прочего будет невозможно.
Уильям поблагодарил друга. Вернувшись домой, он понял, как был прав. Все его комнаты были перевернуты вверх дном. Листы бумаги с написанным текстом, вытряхнутые из шкафа, беспорядочно валялись на полу. Уильям начал складывать их на стол, пытаясь привести написанное в порядок. Через некоторое время он увидел, что некоторых страниц не хватало.
— Может, действительно орудуют издатели-пираты? — задал он себе вопрос. — Но почему тогда они не забрали все, а только отдельные страницы из разных пьес?
Уставший от свалившихся на его голову приключений, Уильям лег спать.
— Что за бумажки вы мне принесли?
— Это все, что удалось найти у него дома.
— Но это отрывки из каких-то пьес!
— Мои люди не очень разбираются в искусстве. Они взяли то, что было похоже на тайные бумаги королевы. Тут и отравления, и заговоры, и интриги против королей.
— Идиоты! — Он вздохнул и кинул бумагу в камин…
Глава 5
Измена. 1598–1599 годы
Несмотря на то, что Уильям после смерти сына частенько наведывался к семье в Стрэтфорд, его связь с Элизабет в какой-то момент возобновилась с прежней силой. Королева не посылала за ним, не требовала постановки заказанной пьесы. И Уильям подумал, что она забыла о своей просьбе, занимаясь куда более важными государственными делами. От Элизабет он слышал, что королева увлечена графом Эссексом, который после удачного похода на испанский порт Кадис снова стал ее фаворитом. Саутгемптон при этом оставался в дружеских отношениях с Эссексом и старался не терять расположения королевы. Элизабет ревновала, но пыталась скрывать свои чувства и все чаще встречалась с Уильямом.
Сонеты по-прежнему лежали вместе со стихотворениями королевы. Уильям переписал их, исправив кое-какие шероховатости, и на всякий случай так и хранил их у Филда. К нему домой наведывались еще пару раз, опять выкидывали все бумаги на пол. Но куски пьес больше не пропадали. Уильям уверил себя в том, что это орудуют пиратские издательства. Тем более что пьесы все чаще выходили то в искаженном, то в сокращенном виде без его разрешения.
Элизабет лежала на кровати. Ее шикарные темные волосы рассыпались по подушке.
— Уильям, — растягивая гласные, протянула она, — мне пора идти. Тебе придется помочь мне одеться.
Ему совсем не хотелось помогать ей одеваться: так она была хороша без одежды. Идеальная фигура, смуглая кожа, отличающая Элизабет от большинства англичанок, небольшая грудь, не испорченная родами и кормлением ребенка. Она потянулась:
— Хорошо! И не спешить бы никуда, — произнесла Элизабет томно, — опять дворец, сошедшая с ума старуха-королева в своем кошмарном рыжем парике. Ей надо говорить комплименты с утра до вечера. И Генри — туда же! При ней. Смотрит преданно в глаза. А сам затевает с Эссексом интриги. Как это ужасно — притворяться, лгать, быть тем, кем ты на самом деле не являешься.