Шекспир

— Так, глядишь, у тебя и внуки пойдут, — безрадостно усмехнулся бездетный Джеймс, — я вот всю жизнь посвятил театру. Ты умудрился успеть везде. Дети есть, будут внуки. Есть жена, и есть возлюбленная.

— Эх, вот и Ричард мне тоже завидует. Только не тому, что ты. Потому что этого добра у него самого полно. За исключением, пожалуй, любовницы. Говорит, у меня дом и земли, приносящие доход. Почему же я не чувствую себя счастливым?

— Потому что ничего не понимаешь. Чего тебе не хватает?

— Пожалуй, не хватает Мэри. Я тоскую по ней, по сыну. Я понимаю, что с ней в моей жизни все было бы иначе.

— Ты вечно куда-то едешь, Уил. Откуда-то уезжаешь. Таков твой характер — ты недоволен тем, что имеешь. Если бы ты жил с Мэри в Оксфорде, то и оттуда в итоге бы сбежал.

Уильям покачал головой. Он не хотел соглашаться с Джеймсом и не хотел портить себе настроение подобными беседами. Впереди его ждала дорога в Стрэтфорд. Город, который не желал его отпускать, приманивая к себе то похоронами, то свадьбой. Что выдумает Стрэтфорд в следующий раз, чтобы заманить его обратно? Но против свадьбы Уильям ничего не имел. Он вспомнил свою старшую дочь, из-за рождения которой ему и пришлось жениться на ее матери.

— Если бы не Сью, я не был бы женат на Анне, слышишь, Джеймс? А не женился бы на Анне, удрал бы в Лондон раньше.

— И что? К чему ты это? — не понял Джеймс.

— А все равно сидел бы сейчас с тобой в нашей любимой таверне. Как ни поверни.

— Лично я рад, что ты все-таки женился и родилась Сьюзен. А то мало ли что. Превратности судьбы.

Потом Уильям не раз вспоминал фразу Джеймса: превратности судьбы. Свадьба Сьюзен стала в том году последним счастливым событием в его жизни. Они с Эдмундом поехали в Стрэтфорд. Уильям познакомился с женихом дочери, который оказался приятным мужчиной средних лет. У него был собственный дом, куда и переезжала Сьюзен после свадьбы.

И Анна, и мать Уильяма постоянно повторяли, что еще чуть-чуть и Сьюзен осталась бы в старых девах. Ей страшно повезло, что она понравилась врачу, и он соизволил сделать предложение. Уильям не был согласен с подобными утверждениями, но Эдмунд старался не давать ему впутываться в спор.

— Женщины всегда так рассуждают. Не вышла во время замуж, значит, все, осталась в девках.

— Сьюзен красивая женщина. Почему она должна была остаться одна? — спрашивал возмущенный Уильям, обнаруживший, к собственному удивлению, что дочь оказалась вполне привлекательной.

— Они не видят в ней красоты. Они думают о ее сложившейся или несложившейся семейной жизни.

— У меня ведь есть вторая дочь, — напомнил скорее самому себе Уильям, — она что? Тоже засиделась?

— Первой принято избавляться от старшей, — Эдмунд задорно рассмеялся, — прости! Но это так и есть.

— Откуда ты все знаешь? Ты еще молод, чтоб так хорошо понимать подобные вещи.

— Уильям, это всем известно, — Эдмунд засмеялся еще громче, — ты сидишь там, в Лондоне в своей квартире и пишешь пьесы. Или играешь в театре. Ты совсем забыл, что такое жизнь обычных людей. Ты много думаешь о себе, своих чувствах, ощущениях. Я тебя не осуждаю. Не обижайся. Ты творческий человек. Твой друг Джеймс такой же. Вы не обращаете внимания на очевидное.

— Видимо, ты прав, — Уильям оглянулся.

Недалеко от него сидели мать и Анна, не прекращающие беседу, которую они вели ворчливыми голосами. Мать сильно постарела. Ее седая голова покачивалась в такт словам, произносимым Анной, отчего казалось, что мать с ней безоговорочно согласна. Анна стала располневшей, грузной женщиной с недовольным выражением лица.

В другом конце комнаты сидела Сьюзен со своим женихом. Они молчали, лишь изредка перекидываясь взглядами. Дочь теребила край юбки и смущенно улыбалась. Сложно было понять, любит ли она будущего мужа или выходит замуж, потому что на этом настаивает мать.

Младшая дочь, пожалуй, выглядела самой радостной из всех присутствующих, если не считать Эдмунда. Она переходила от одного гостя к другому и весело щебетала то об одном, то о другом. С Уильямом она перекинулась парой ничего не значащих фраз, но было заметно, что она искренне рада его приезду.

Уильяму опять стало неловко за то, что он редко видит своих дочек.

— Я плохой отец, Эдмунд, — прошептал он на ухо брату, — никудышный.

— Перестань, — Эдмунд махнул рукой, — ты заботишься о них, как можешь. Между прочим, Сьюзен получила неплохое приданое только благодаря тебе. Тут никому не важно, сколько времени ты с ней проводил в детстве или проводишь сейчас. Главное, сколько ты за ней даешь денег.

— Господи, Эдмунд, ты меня не успокоил, а, наоборот, утвердил в мысли о том, что о своих детях необходимо заботиться лучше. Что они обо мне вспомнят, когда я умру? Что я дал достаточно денег для хорошего приданого?

— Они вспомнят, что их отец был прекрасным актером и известным драматургом, чьи пьесы переживут не одно поколение Шекспиров.

— Э, и ты об этом! — хлопнул себя по колену Уильям. — Будто я один пишу хорошие пьесы. Да нас таких в Лондоне человек десять точно, драматургов, чьи пьесы идут в лучших театрах.

Эдмунд привык к тому, что Уильям не считал свой талант выдающимся, поэтому спорить перестал. Да и возможности для этого не было: гостей позвали к столу…

Та зима запомнилась в Лондоне многим. К декабрю температура опустилась так низко, что Темза впервые на памяти местных жителей замерзла. В домах стало нестерпимо холодно. Неприспособленные к нормальному отоплению даже и в более мягкие зимы, сейчас они не давали своим хозяевам возможности согреться хоть самую малость.

В огромных дворцах и замках королю, лордам и графам жилось даже хуже, чем обычным людям. Огромные помещения не могли быть, как следует протоплены, как ни старайся. Пронизывающий ветер проникал в щели, пробегая по полу к каминам и заставляя огонь боязливо прижиматься к дымоходу.

Совсем плохо пришлось бездомным бродягам, нищим и попрошайкам, лишенным крова. Они замерзали, в бессмысленных попытках стараясь получить тепло, прижимаясь друг к другу и к стенам домов.

Театральная жизнь в Лондоне замерла. Так как здания большинства театров не имели крыши, публика на представления ходить практически перестала. Актеры были готовы, кутаясь в теплые костюмы и рискуя получить воспаление легких, выходить на сцену. Но играть было не перед кем.

В таверне недалеко от «Глобуса» пылал камин. Уильям и Джеймс сели поближе к огню, подальше от входной двери. Они заказали горячего вина, добрый кусок жареного мяса и принялись обсуждать финансовые проблемы, с которыми уже почти месяц сталкивался театр из-за нагрянувших морозов.

— Нам надо что-то придумать, — размышлял Джеймс, — публика на спектакли не ходит. Мы их отменяем один за другим. Временных актеров всех распустили. Заказов на выступления в замках и дворцах тоже поступает немного. Говорят, там холоднее, чем на улице.