Шекспировские чтения, 1976

Действующие лица утрачивают активность, свойственную героям трагедий. События развиваются независимо от воли человека и увлекают за собой персонажей.

Поэтому огромную роль играет случай. Случай лишает Перикла корабля и слуг, спасает для него рыцарские доспехи, ведет ко двору Симонида и впоследствии воссоединяет с дочерью в Митиленах. Случай отдает тело мнимомертвой Таисы в руки мудрого врача Церимона. Случай в облике пиратов спасает Марину от ножа Леонина.

В "Цимбелине" случай приводит Имогену в пещеру, где живут ее братья, направляет Клотена под меч Гвидерия, сталкивает на поле боя Постума и Яхимо и сводит, наконец, всех героев в заключительной сцене при дворе Цимбелина.

В "Зимней сказке" роль случайности не столь заметна, но, по существу, не менее велика, особенно в судьбе Утраты, благополучие которой (а стало быть, и счастливая развязка пьесы) зависит от того, что Утрата случайно найдена пастухом.

И даже в "Буре" случай помогает Просперо воспользоваться его чарами.

Уже этот краткий предварительный обзор некоторых, наиболее общих и, с нашей точки зрения, бесспорных родственных особенностей последних пьес в области сюжета, композиции, драматических приемов и принципов построения характера показывает, что есть все основания настаивать на уникальности финальных шекспировских драм.

Правда, любому из отмеченных выше моментов можно подыскать параллели и аналоги в предыдущем творчестве Шекспира.

Но эстетическая природа произведения определяется, как известно, не изолированными компонентами, а их совокупностью и органическим единством. Отдельные черты, которые мы считаем специфическими для последних пьес, действительно можно усмотреть во многих более ранних произведениях - ибо есть единство творческого почерка писателя и Шекспир остается Шекспиром на протяжении всей своей драматургической деятельности. Но там эти черты существуют порознь и в иных сочетаниях, а здесь собраны воедино и потому образуют новый рисунок; и новое качество.

Однако в двух случаях близость некоторых художественных особенностей романтических драм и ранних шекспировских творений имеет принципиальное значение и заслуживает особого внимания.

В первую очередь речь идет об определенных трагедиях.

До написания последних пьес ни в каких других произведениях Шекспира не играли столь большой роли символические элементы, как в "Макбете", "Короле Лире" и "Антонии и Клеопатре".

Ощущение того, что в "Антонии и Клеопатре" перед нами весь мир, и чувство космического, господствующее в "Короле Лире", напоминает то впечатление обобщенности в изображении человеческой жизни, которое возникает в последних пьесах в силу удаленности их действия от конкретной реальности.

Обрисовка характеров в "Антонии и Клеопатре", "Кориолане" и "Тимоне Афинском" также вызывает ассоциации с финальными драмами.

В "Антонии и Клеопатре" лишь характеры главных героев обладают глубиной и разносторонностью, показаны с тонкими психологическими нюансами и тщательно разработаны.

В "Кориолане" даже главное действующее лицо показано более во внешних проявлениях, чем в богатстве внутреннего мира. Характер Кориолана воспринимается как упрощенный в односторонний еще и потому, что в нем господствует одно качество, одно начало - героическое.

В "Тимоне Афинском" перелом, который происходит в главном герое, переход от человеколюбия к человеконенавистничеству - своей внезапностью и стремительностью предвосхищает резкие переходы от одного эмоционального состояния к другому, от одного умонастроения к другому, от одного чувства к другому, которые мы видим в последних пьесах.

Достаточно прямолинейно в этой трагедии развитие и других персонажей. Как и в "Антонии и Клеопатре", второстепенные действующие лица здесь мало индивидуализированы, но зато отдельные качества человеческой натуры воплощены в них очень рельефно.

В "Тимоне" есть та декларативность, которая в еще большей мере проявится в романтических драмах.

Вспомним теперь время написания всех этих трагедий: "Король Лир" - 1605 г.; "Макбет - 1606, "Антоний и Клеопатра" и "Кориолан" - 1607, "Тимон Афинский" - 1608, т. е. все это произведения, которые непосредственно предваряют заключительный этап шекспировского творчества.

Иными словами, при всем своеобразии последних пьес переход от глубоко индивидуализированных, психологически достоверных образов, от изображения людей с богатой, разносторонней внутренней жизнью, от диалектического характера, показанного в развитии, к более упрощенным и статическим образам финальных пьес достаточно постепенен, как постепенно формирование и некоторых других элементов, которые доминируют в художественной ткани произведений последнего периода. Хотя все сказанное не отменяет, конечно, нашего тезиса о кардинальном отличии романтических драм от трагедий.

Еще более существенно сопоставление последних пьес с комедиями.

Если положение об отходе Шекспира в последние годы от трагедии является аксиомой почти для всех критиков, то принципиальную разницу между финальными произведениями и комедиями иные исследователи склонны смазывать. Б. Эванс, например, разбирает "Перикла", "Цимбелина", "Зимнюю сказку" и "Бурю" в одном ряду с комедиями первого периода {В. Evans. Shakespeare's Comedy. Oxford, 1960.}. Н. Фрай также объединяет эти пьесы одной концепцией. Г. Чарлтон пишет: "Романтические пьесы явно близки к ранним комедиям; они даже более комедии, чем трагикомедии". {Н. В. Charlton. Shakespearian Comedy. London, 1961, p. 267.}

Действительно, основания для такого сближения у критиков есть - и немалые. Такие комедии, как "Два веронца", "Сон в летнюю ночь", частично "Венецианский купец" и особенно "Много шуму из ничего", "Как вам это понравится" и "Двенадцатая ночь" имеют с финальными произведениями много общего.

Во многих комедиях так или иначе представлено зло: в образе Шейлока "Венецианский купец", Дона Хуана - "Много шуму...", Оливера и герцога Фредерика - "Как вам это понравится". Иногда зло овладевает душами героев, которые по своей природе злодеями не являются (Протей в "Двух веронцах").

Но драматический характер действие приобретает даже там, где нет носителей зла: герои страдают и в "Двенадцатой ночи" и даже в "Сне в летнюю ночь".

Героев подстерегают опасности: изредка - смертельные ("Венецианский купец"), иногда - бесчестия ("Много шуму...").

Но все неприятности кончаются благополучно, треволнения увенчаны счастливой развязкой, злодеи, если они были, посрамлены или раскаиваются.

Как и в последних пьесах, герои идеализированы.

Как и в последних пьесах, огромную роль в происходящем играют случай и совпадения. Герои попадают в кораблекрушения, разлучаются и воссоединяются, девушки переодеваются в мужское платье, действие происходит в экзотических странах и в условной обстановке.

Как и в последних пьесах, здесь масса музыки, песен, танцев и живописных эффектов.

Фантастические персонажи "Сна в летнюю ночь" предвосхищают фантастику "Бури".

Значит ли все это, что мы можем, вслед за английским критиком Э. Петтетом, сказать: возьмите серьезную часть "Как вам это понравится" или, еще лучше, "Много шуму из ничего", расширьте ее до размеров пятиактной пьесы - и если б эту операцию проделал сам Шекспир, не получилось ли бы в результате произведение типа одной из последних пьес? {Е. С. Pettet. Shakespeare and the Romance Tradition. London, New York, 1949, p. 174-175.}