Шелк
Шрифт:
Стоило расстелить возле камина ковер – и комната сразу приобрела уютный, обжитой вид. Скоро стемнеет, придет время зажигать свечи, а здесь будет светло и тепло, как в домиках, которые изображают на рождественских открытках. Жанна обожала эти открытки. Горящий камин, каштаны, поджаривающиеся на угольях…
Вот оно! Само небо послало ей эту мысль. Она ела каштаны лишь однажды, на празднике в честь Гая Фокса, ибо в те времена еще не знала, сколько в них содержится калорий. Но в памяти остался вкус чего-то горячего и необычайно душистого. Да. Жанна решилась. Ей будет трудно, но она сделает это. Ради Диона, только ради Диона она отведает каштанов.
Жанна
Уборка заняла не много времени. Стульев не было, но можно посидеть и на ковре. Дион не будет возражать. Каминную полку Жанна украсила стаканом с веточками виргинского вьюнка желтовато-абрикосового цвета. Свечи на полках, спички тоже под рукой, чайник наготове, каштаны лежат в коричневом пакете, пересыпаясь через край. Все готово. Жанна поднялась наверх, чтобы переодеться в свой лучший пуловер и чистые брюки. Прищурившись, она оглядела себя и с искренним удивлением подумала: «Почему мне так нравится этот цвет?»
Раньше ее любимый серо-коричневый цвет казался изысканным, привлекательным, скрывающим полноту. Теперь она заметила, насколько он скучен и невыразителен. Вообще никакой это не цвет. В полумраке гостиной Диону придется порядком напрячь зрение, чтобы разглядеть свою хозяйку. Ну да ладно, не так уж это и страшно. Они с Дионом привыкли друг к другу, и одежда уже не имеет никакого значения.
Приободрившись, Жанна постучала по крышке люка. Наверху воцарилась тишина, и она поняла: Дион удивился неожиданному нарушению традиций. Но уже через мгновение его черная лохматая голова появилась в проеме, залитом светом, – совсем как в первый день их знакомства. Только на этот раз она не испытала ни страха, ни смущения. Дион – простой, легкий человек и абсолютно безопасен.
– Я пришла пригласить вас на чай. В гостиную, – торжественно произнесла Жанна, смакуя каждое слово своего заявления. Радость, осветившая лицо Диона, доставила ей особое удовольствие. – Вы свободны?
– Как никогда в жизни.
Дион широко улыбнулся, ухватился за край люка, одним быстрым грациозным движением проскользнул в него и ловко, как моряк, приземлился на ноги. И с чердака, и от одежды Диона исходил сладковатый запах масляной краски. Ну, конечно же, он рисовал. Жанна преодолела искушение заглянуть на чердак. Она боялась: а вдруг Дион – плохой художник? Пусть лучше он остается таким же загадочным, как и прежде.
– Пойдемте в гостиную. – Жанна с величавым видом спускалась по лестнице, а сердце билось гулко и часто. Еще бы! Первый гость – это целое событие, своего рода новоселье. Только бы в камине не погас огонь!
Реакция Диона превзошла все ее ожидания. Застыв на пороге, он улыбнулся так, будто сбылись самые невероятные его фантазии, и, повернувшись к ней, проговорил:
– Вы сегодня прекрасно выглядите, Жанна Браун!
– О! – Жанна, которая рассчитывала услышать похвалы в адрес гостиной, даже зарделась от смущения. – Спасибо.
Не дожидаясь приглашений, Дион направился к ширазскому ковру. Чувствуя на себе его взгляд, Жанна зажгла все свечи и опустилась на ковер, неожиданно обрадовавшись, что он такой большой.
Дион поглядывал на нее с добродушной усмешкой. В отблесках пламени его глаза казались еще темнее.
Он придавал облику гостиной законченность, как кошка, свернувшаяся возле очага. Жанна с трудом подавила желание погладить его. Странно… Дион кажется безобразным, только если сравнивать его с другими людьми. Сам по себе он не уродлив и не красив, а просто…– Жанна Браун, вы отлично управляетесь с домом. – В его глуховатом голосе звучало одобрение. – Но вот что касается каминов… это ваше слабое место.
Жанна очнулась от размышлений как раз в тот момент, когда пламя печально вспыхнуло, вырвавшись из середины сложенной ею кучки дров, и погасло. Так разваливается карточный домик, кое-как построенный ребенком.
– Ну конечно… – протянул Дион. – Эти камины предназначены для угля, а не для дерева. Но, я думаю, это дело поправимое.
Он быстро и умело разжег огонь, и уже через минуту в камине весело потрескивали поленья.
– Нет ничего лучше огня в камине. – Последовала театральная пауза. – Кроме, может быть… – Его глаза скользнули по коричневому пакету. – Кроме, может быть, жареных каштанов, не так ли?
Жанна с улыбкой вручила ему пакет и острый нож. Точными, ловкими движениями Дион надрезал блестящие коричневые скорлупки и аккуратной кучкой складывал каштаны в камин.
– Говорят, нужно подождать, пока пламя не погаснет. Но я никогда не мог утерпеть, а вы? Предпочитаю есть наполовину сырыми, но не терять ни одной секунды.
В словах Диона было столько ласковой и немножко грустной снисходительности к человеческим слабостям, что Жанна почувствовала, как невидимые путы, стянувшие ее тело, чудесным образом ослабли. Да, на этот раз она свободна и сможет насладиться каштанами. Очередное сражение в бесконечной битве с самой собой отменяется. Она просто будет есть каштаны. Вот и все. Каштаны, вытащенные из огня.
Какие теплые и сладкие ядрышки таятся под обожженной скорлупой! Ей понравились и каштаны, и то, как Дион аккуратно смел мусор в камин – спокойно, как бы мимоходом.
– У нас дома камины никогда не разжигали.
Дион кивнул, нисколько не удивившись и не выказывая особого любопытства.
– Моя мать… – Голос сорвался.
Сколько времени прошло, а это слово по-прежнему вставало комом в горле. Но она заставила себя закончить предложение.
– Моя мать говорила, что от них слишком много грязи.
– И, в общем, она была права, – раздался спокойный примирительный голос. – Это как пыль в нашем старом доме. Когда она оседает на свежую невысохшую краску, я ненавижу ее как заклятого врага. А потом, под лучами солнца, на холсте появляются разводы, похожие на крылья ангелов. Они прекрасны, я никогда не сумел бы сделать ничего подобного. То же самое и с огнем. Как ни старайся, но в какой-то момент он выйдет из-под контроля…
– Именно так у меня происходит с едой. Девушка не верила собственным ушам: неужели это ее голос? Ее охватило странное спокойствие, будто речь шла о постороннем, отсутствующем человеке, чье поведение можно обсуждать открыто, без оглядки. Никогда и никому не рассказывала Жанна о своем отношении к еде – даже врачу в больнице. Какой смысл? Почему-то она была уверена, что ее не поймут. Да она и не заслуживала понимания. Оно даруется другим – честным, прямым людям, которые умеют даже плакать красиво, с улыбкой на губах. Смех сквозь слезы. У нее так не получится. И если она позволит себе плакать, то уже не остановится никогда. И это будет невыносимо, ужасно, как смертный приговор, как вой побитой собаки.