Шенгенская история
Шрифт:
– Мой пес сдох, – выдохнул Йонас потерянно.
Потом опустил взгляд на кастрюлю, которую держал за ушки двумя руками в теплых рукавицах. Попятился назад, вышел на порог и опустил ее там. Вернулся в коридор, уже закрыв за собой двери.
– А вы куда? – спросил, глядя на Ренату.
– Я же тебе говорила, в Паневежис. Витасу показать и закупиться. Там магазинов побольше.
– Да, – Йонас кивнул. – Ну езжайте! А я его закопаю.
Рената и Витас переглянулись.
– Да мы можем и в другой раз поехать, – неуверенно произнес Витас.
– Да, – подхватила
Парень огорченно замотал головой.
– Далась тебе эта ветлечебница?! – бросил он негромко.
– А разве тебе не интересно? Ты же ветеринар! – зашептала Рената и тут же смутилась, заметив на себе странный, задумчивый взгляд деда.
– Вы так разговариваете, будто уже сто лет вместе живете и надоели друг другу, – сказал он беззлобно. – Можете ехать, я справлюсь!
– Нет, – решительнее произнес Витас. – Я помогу. Земля ведь мерзлая.
Возле шести продольных могильных холмиков, в продолжении этого грустного белого ряда застучали две лопаты клинками по мерзлой земле. Лопата Йонаса стучала не часто, он останавливался, делал паузы, а потом с силой опускал ее на землю и она звенела в ответ, ударившись и отбив от ее уже очищенной от снега поверхности несколько земляных льдинок. Лопата Витаса стучала по земле чаще. И именно лопата Витаса пробила первой земной лед и вошла под его холодную бронь в мягкую, замершую на зиму землю. Слой промерзлости не превышал нескольких сантиметров. Дальше копалось легко, и будущая могила Барсаса углублялась на глазах.
Дед Йонас устал, остановился, уткнул клинок лопаты в лед у ног и оперся о ее древко.
– Видишь, моя последняя собака меня покинула, – сказал он, наблюдая за продолжающим работать Витасом.
Парень кивнул. Бросил на старика полный сочувствия взгляд.
– Хватит! Не человек ведь! – остановил его через пару минут Йонас. – Погоди, я сейчас!
Он зашел в дом. Вернулся оттуда с куском теплой шинельной ткани.
– Подмоги! – попросил, остановившись у лежавшего на снегу перед будкой Барсаса.
Переложили они на расстеленный кусок ткани мертвого пса. Йонас укутал его.
– Теперь не замерзнет, – проговорил с грустью в голосе. Поднял взгляд на Витаса. Тот все понял.
Взявшись вдвоем за края свертка, они подняли завернутого в шинельный отрез Барсаса и опустили на дно неглубокой могилки. Потом засыпали ее.
– Надо будет добавить земли, когда потеплеет, – сказал Витас.
Дед кивнул.
– Пошли, помянем! – скомандовал он.
Перед тем, как зайти на половину деда Йонаса, Витас заглянул к себе и застал Ренату за стиркой – в ванной комнате гудела вовсю стиральная машина.
– Ну все, закопали! – доложил Ренате Витас. – Я пойду у него посижу немного!
Посидеть у Йонаса Витасу особенно и не получилось – старик налил себе и парню по рюмке «Зубровки», выпили, а потом он решил прилечь отдохнуть.
Витасу и не хотелось уходить от деда, но пришлось. В коридоре он надел куртку и ботинки и снова вышел во двор. Постоял у пустой собачьей будки,
подошел к амбару – дверь была закрыта. Прогулялся к ближнему лесу, слушая, как потрескивает под ногами снежная корка.На небе светило солнце. Светило легко, прохладно и безучастно.
Витас задрал голову и смотрел на него несколько минут, удивляясь, что совсем оно не яркое и глазам от этого смотрения ничуть не больно. Солнце словно тоже было покрыто ледяной коркой, не пропускавшей солнечное тепло вниз к людям.
Устав смотреть вверх, Витас решил прогуляться до ближайшего заброшенного хутора. Но когда дошел до дома и амбара, то понял, что заброшенным это хозяйство называть не стоило. Все двери были закрыты на новенькие навесные замки. И хотя никаких следов обуви на снегу двора и у дверей Витас не увидел, но из уважения к навесившим замки людям ушел с чужой земли.
Когда сумерки принялись закрашивать отступавший день, Витас ощутил голод и вернулся в дом.
– Скучно тут у вас, – вырвалось у него, когда зашел в комнату.
– Может быть, – ответила Рената. – Но скучно бывает, только когда нечего делать!
Эти слова прозвучали, как укор. Ведь Рената как раз раскладывала на постеленной поверх стола клеенке выстиранные рубашки Витаса.
– Это я так, – пошел он на попятную. – Просто прогулялся. Дед твой отдыхать прилег.
Зашел Витас на кухню, отрезал себе черного хлеба и смастерил бутерброд с ветчиной.
Рената поставила в правом углу доску для глажки, достала утюг. Хотела было воткнуть вилку утюга в розетку, но увидела, что розетка занята. Из нее торчала древняя вилка, от который странный толстый провод тянулся к стоящей под стенкой сумке с «черным ящиком».
– Можно твой «черный ящик» отключить? – в голосе Ренаты прозвучали нотки раздражения.
– Вообще-то он твой, – ответил из кухни Витас и тут же выглянул оттуда. – Ну, или наш! – поправил он себя.
Рената наклонилась, выдернула за шнур вилку из розетки. Включила утюг.
– Чем ты думал, когда его сюда вез? – спросила в сердцах.
– Не сердись, – попросил Витас. – А то он все записывает! Это же все-таки магнитофон!
Рената недовольно мотнула головой и промолчала. Принялась за глажку.
Витас вышел из кухни.
– Может, хочешь сам погладить? – спросила она, не выдержав его взгляда, показавшегося ей снисходительным и сочувственным одновременно.
– У меня так не получится, – мягко ответил Витас.
Часов в семь она сварила вермишель и отправила Витаса позвать деда на ужин.
– Он не открывает, – сообщил Витас, вернувшись из коридора.
Рената сама решила позвать старика Йонаса. Стучала с минуту по двери, и, не дождавшись ответа, зашла. Старика в доме не было. Она обулась и накинула куртку. Вышла в морозную темень. Прошлась к амбару и увидела деда, сидящего на вынесенном из дому стуле у могилы Барсаса. Дед сидел неподвижно, воротник кожуха был поднят и закрывал его седую голову почти до самой макушки.
– Ты замерзнешь! – крикнула Рената.
Подбежала к нему, присела на корточки, заглядывая в лицо.