Шепот блуждающих песков
Шрифт:
По карте красной прерывистой линией был отмечен путь к границе, туда, где зиял разлом великой стены, ныне запечатанный сиятельными магами. Когда я глядела на неровный пунктир, мне подумалось: «Так ли надежно запечатанной?»
Считалось, что с востока империю омывал океан Голри, с запада обитало множество своенравных соседей, в арсенале которых не имелось столь мощной армии, как наша. Потому они славились радушием и миролюбием в отношении грозной державы, разумеется, а не меж собой. Север пугал матерых покорителей холодом ледников и отсутствием всякой жизни. А вот юг… В Альбионе даже поговорка такая ходила: «Хочешь найти путь к всенижним – начни с раскаленных песков Анчара». Именно отсюда некогда
А вот мои спутники удивились другому: выпавшим рисункам, сделанным углем. С первого, к слову весьма точного, на нас взирал суровый лорд Хантер Элмер. Со второго – кронпринц. А с третьего – больше напоминавшего небрежный набросок – я. Вот только я на нем была какой-то другой. Чуть старше, серьезнее, симпатичнее, чем привыкла видеть себя в зеркале.
– Впечатляет… – протянул Хантер, держа в руках мое изображение. – Так точно воссоздать образ лишь по словесному портрету… Жаль, что такой талант сгорел. Его бы в управление безопасности.
– С чего ты решил, что художник – этот студент? – заинтересовалась я.
– С того, что пока парнишка так старательно пытался меня продырявить ятаганом, я заметил несколько деталей. Во-первых, на запястье его левой руки, той, в которой обычно держат палитру, засохли несколько капель эрлинских красок, причем разных цветов. А они славятся не только своей стойкостью и неизменным глянцевым блеском, но еще и ценой – такими забор расписывать не будешь, скорее уж холст. Во-вторых, мозоль на среднем пальце правой руки, так, словно он часто держал перо или кисть. Но если первое – тогда он чрезвычайно чистоплотен. Ни одного следа чернил на руках. В-третьих, взгляд – слишком внимательный, долгий, безэмоциональный и натренированный. Он выдает художника, как выправка – военного. К тому же, – сиятельный хитро посмотрел на меня, – если в этой столичной дыре жил бы столь талантливый художник, то, думаю, Тэсс его творение сразу же узнала бы… А судя по ее ошарашенному лицу – автор творения ей совершенно не знаком.
Вот ведь! Одно слово – сыскарь!
– И что нам теперь делать? – вопросил кронпринц, болтаясь в воздухе не хуже пододеяльника на просушке, прищепленного к веревке.
– Для начала – менять личины и маршрут. Думаю, об изменении моего статуса тот, кто руководил этими горе-бандитами, уже в курсе, как и о том, что амулет с духом Микаэля поменял хозяина. Иначе зачем им было телепатофонить? – мой взгляд ненароком упал на обрывок ленты с тремя точками.
Эти патофоны были еще одним магическим изобретением: длиннющая узкая лента, на которую с помощью точек и тире записывали послание. Называли адресата и сворачивали. Рулончик сгорал в руках отправителя и тут же материализовался у того, кому он предназначался. Единственное неудобство – нельзя писать рунами. При пересылке они сливались, менялись до неузнаваемости и превращались в нечто нечитаемое. Поэтому маги плюнули и изобрели наипростейший язык, всего из двух символов, которые невозможно перепутать. Вот только эта писанина оказалась сложнее обычной рунописи. А если учесть, что и последней-то владели не все…
– И как теперь добраться до Альбиона? Обходными путями – уйдет не меньше двух месяцев, а напрямик – тут же выследят по новой… – как наиболее пострадавший (лишился всего, даже головы, рук, сердца и прочего ливера – и не от любви!) возопил кронпринц.
– Маршрут – прежний. Вам, ваше высочество, нужно как можно скорее вернуться в столицу, – изрек Хантер как само собой разумеющееся и начал активно рыться в своем бауле.
Он извлек трубку, набил ее табаком и с наслаждением затянулся.
На мой вопросительный взгляд он пояснил:
– Так мне лучше думается.
Знала
бы я, до чего докурится муженек, – самолично заставила бы его проглотить весь кисет с табаком и закусить трубкой.Глава 3
Хантер с наслаждением затянулся. Небольшая трубка с красной чашей и чубуком, простая и благодаря этому изящная, смотрелась в руках сиятельного весьма органично. Он в задумчивости то прикусывал ее, то отнимал ото рта, выпуская кольца дыма.
Казалось, он так поглощен этим своим занятием, что перестал замечать что-либо вокруг. Я же решила воспользоваться моментом, чтобы заняться весьма важным и ответственным делом на благо собственного долголетия. А именно: удрать.
Шаг. Второй. Третий. Сначала я медленно отступала спиной вперед. А потом, обойдя Децли так, чтобы туша ящера закрыла меня от сиятельного, подхватила любимый гаечный ключ и задала стрекача. Если бы еще вчера кто мне сказал, что я решусь в одиночку отправиться по пескам, – я посмеялась бы над шутником. Это же чистое самоубийство.
Вот только сегодня поменялись сразу два обстоятельства. Пустыню мы уже преодолели, а маячившее в перспективе плато славилось не только меньшим количеством опасностей на квадратный дюйм, чем пески, но и большим изобилием. Так что вероятность подохнуть от голода и жажды резко уменьшалась. А вот рядом с муженьком (второе обстоятельство), как оказалось, – самое опасное место в империи. И если он к такому привычен, то я – нет. Посему я решила самоуволиться с должности его дражайшей супруги.
Вот только, гонимая острым желанием спасти свою шкуру, я не учла одного: наличия слишком ценного и разговорчивого балласта в виде привиденистого кронпринца. Эта полупрозрачная венценосная особа, хоть и не весила ни грамма (и по этой причине физически мне помешать не могла), оказалась коварнее коровьей лепешки. О возможности вляпаться в последнюю тоже можешь напрочь забыть – и вспомнишь лишь только тогда, когда это произойдет. Но она хотя бы воняет после, а не до инцидента. В отличие от его высочества.
Ехидное «А досточтимый лорд Элмер в курсе, что его жена собирается от него скрыться?» вызвало у меня целую гамму чувств. В основном – матерных.
Зато ответ сиятельного удивил не только меня, но и духа:
– В курсе, в курсе. Ждал, когда Тэсс отбежит подальше, чтобы дать команду Децли догнать ее. Ему нравится игра в салочки, особенно когда добыча верткая. В результате ящер бы получил похвалу хозяина, а я – удовольствие от лицезрения своей женушки, которую Децли притащит обратно за юбку, – усмехнувшись, закончил лорд стихий.
Перспектива быть зажатой в зубах ящера на манер обглоданной кости в пасти пса не прельщала. Пришлось возвращаться.
Пришла, села напротив Хантера и уставилась на него, не говоря ни слова.
Сколько продолжалась игра в молчанку – не знаю. За это время стремительное и жаркое солнце успело основательно прогреть серые камни, мимо нас величественно пронес свое жало здоровенный скорпион, а песчаный заяц, высовывавший свои любопытные уши из норы, – напроситься на обед. Как наверняка думал сам косой – к нам. Как полагала я – зайчатинка весьма неплохая альтернатива вчерашней крупяной каше.
Мое поведение нервировало даже меня саму, что уж говорить о привидении. Вот только Хантер оставался спокоен. Табак в трубке закончился, и муженек невозмутимо созерцал окрестности. Песок, камень, чахлая, но настырная трава, лишаистыми пятнами торчавшая то тут, то там, и четыре трупа. Децли, флегматично жующий скорпиона. В общем, как ни крути, умиротворяющая картина.
У меня невольно вырвалось:
– И зачем ты тогда отрезал голову гремучнику, раз твой ящер все равно жрет всякую ядовитую гадость?