Шепот небес

– Если вас задели за живое мои слова, значит, я попал в точку.

Он, конечно, прав, хотя ему не следовало говорить таких слов. Он поступал не по-джентльменски. Однако Лукас не придерживался правил, принятых в светском обществе, где царили ханжество и лицемерие. Такая прямота одновременно притягивала Джесси и отпугивала.

Она наблюдала за Лукасом из-под полуопущенных ресниц. Сдвинув шляпу на макушку, он смотрел на раскинувшуюся вдали горную цепь, покрытую тропическим лесом и прятавшуюся за пеленой тумана. День выдался удивительно теплый для весны. Длинные темные волосы Лукаса поблескивали на солнце. Он щурился от ослепительного света, и в уголках его глаз залегли крохотные морщинки. Лукас как будто улыбался, но его губы оставались плотно сомкнутыми. Порыв теплого ветра распахнул его серую куртку, и рубашка из грубого полотна прилипла к мускулистому телу. Все-таки он удивительно красив. Джесси понимала, что поступила опрометчиво, поехав с ним на прогулку. Она боялась своих чувств к опасному для нее человеку.

Тропа круто пошла в гору. Вдоль обочин росли высокие буки и сосны. Через некоторое время всадники оказались под сенью густого леса. Здесь царили прохлада и полумрак. Джесси пустила свою лошадь шагом. Лукас все также ехал на своем мерине серой масти рядом с ней, сохраняя мрачное выражение.

– Почему вы спасли мне жизнь? – неожиданно спросила она.

Он с невозмутимым видом посмотрел на нее.

– А вы, наверное, думали, что я позволю этим ублюдкам изнасиловать вас?

Джесси, наклонившись, потрепала Симмерию по горячей потной холке.

– На вашем месте многие слуги не стали бы вмешиваться. Зачем рисковать собственной жизнью, спасая человека, которого презираешь?

Лукас не сразу ответил. Некоторое время они ехали молча. Тишину нарушал лишь топот копыт, звучавший приглушенно во влажном тяжелом воздухе тропического леса.

– Почему вы решили, что я вас презираю? – наконец откликнулся Лукас.

Стараясь не смотреть на Лукаса, Джесси сосредоточила свое внимание на покрытых мхом стволах высившихся впереди деревьев.

– Вы ирландец, а я – англичанка. Вполне достаточно для того, чтобы вы ненавидели и презирали меня. Ведь я пытаюсь соблюдать принятые в обществе законы и правила, которые вы отрицаете. И еще вы презираете меня за то, что я скрываю от близких свою истинную натуру, свои сокровенные помыслы и мечты. Я тайком от них посещаю свою подругу, и вы, наверное, думаете, что я стыжусь ее? Нет, к вашему сведению, я не считаю для себя позорным общаться с ней!

Джесси почувствовала на себе взгляд Лукаса, но не повернула головы в его сторону.

– Я понятия не имею, кто такая ваша подруга Женевьева Стржецкая и что она натворила, – заявил Лукас. – Кстати, почему вы считаете, что родственники выступили бы против вашего общения с ней?

– Когда-то Женевьева влюбилась в одного польского графа, – ответила Джесси. Историю ее любви знали многие на острове, и Джесси не было никакого смысла утаивать ее от Лукаса.

– И общество сочло ее любовь недопустимой для англичанки, – высказал предположение Лукас. Теперь он снова говорил с преувеличенно сильным ирландским акцентом.

Джесси рассмеялась.

– Возможно, вы правы. Боюсь, что именно так и обстояло дело. Родители уже просватали ее за хорошо образованного и очень богатого торговца из Хобарта.

– Он оказался богаче, чем польский граф?

Джесси покачала головой:

– Как раз наоборот.

Лукас удивленно посмотрел на Джесси из-под полей надвинутой на лоб шляпы.

– Так почему же ее родители отдали предпочтение какому-то торговцу из Хобарта, а не состоятельному графу голубых кровей? Неужели им не понравилась национальность графа и его принадлежность к другой конфессии?

– Родители Женевьевы, несомненно, не возражали бы против брака дочери с польским графом, если бы не одно «но». Дело в том, что граф уже был женат.

– А! Теперь мне все понятно!

– Графа в свое время тоже заставили жениться по расчету. И брак не принес ему счастья. Они с женой давно уже расстались и жили отдельно.

– Значит, граф тоже влюбился в Женевьеву. И что же произошло дальше?

Джесси удивлялась тому, что так откровенно говорила сейчас с Лукасом. Она не могла бы подобным образом разговаривать с Харрисоном, обсуждая тему несчастного брака и роковой любви. Странно, но каторжник, слуга, грубый ирландец понимал ее. Ей легко общаться с ним.

– Женевьева знала, что никогда не сможет выйти замуж за графа, – продолжала Джесси. – Но она всем сердцем любила его и не могла без него жить. Поэтому убежала с ним. – Джесси помолчала, потупив взор. Девушка не могла даже вообразить себя в такой ситуации. Как бы поступила она на месте Женевьевы? Тяжело вздохнув, Джесси снова заговорила, как будто размышляя вслух: – Я не могу представить, что бы я делала, если бы родители запретили мне выйти замуж за любимого человека. Убежала бы из дома, бросив семью и друзей? Но тогда я превратилась бы в изгоя общества. Мне пришлось бы порвать со всем, что так дорого моему сердцу. Такой поступок подобен смерти.

– Тем не менее ваша подруга решилась. Она, должно быть, считала, что любовь стоит подобной жертвы.

Джесси бросила на Лукаса удивленный взгляд, но его лицо сохраняло невозмутимость.

– Разве может хоть что-нибудь на свете стоить подобной жертвы! – воскликнула она.

Задумчивая улыбка тронула губы Лукаса, и у Джесси сладко заныло сердце.

– Очевидно, вы ни разу в жизни не любили, – грустно предположил он.

«А вы?» – хотела спросить Джесси, но сдержалась. Тем временем они въехали в чащу тропического леса. Здесь царил полумрак. Кроны деревьев переплелись над тропой и пропускали мало света. Воздух стал более влажным и прохладным. Темно-коричневые стволы отчетливо выделялись на фоне сочной зелени папоротников и мхов. Кругом цвели благоухающие цветы сассафраса в виде белых звездочек.

– Вы давно дружите с Женевьевой? – спросил Лукас.

– С двенадцати лет, – ответила Джесси, следя взглядом за порхающим с ветки на ветку попугайчиком. – Моя подруга Филиппа Тейт всегда считала мое желание изучать науки своеобразным протестом, формой сопротивления матери, хотя она не права. Мама действительно не одобряет моего увлечения, но она никогда всерьез не препятствовала моему желанию учиться. Но когда речь зашла об общении с Женевьевой, она твердо стояла на своем…

– Ваша мать запретила вам поддерживать отношения с ней? Неудивительно.

Джесси тихо рассмеялась.

– Вы правы. Еще совсем ребенком я не понимала, кто такая Женевьева и что она наделала. Я даже не знала ее имени. Ее все называли «падшей женщиной с мыса Последней Надежды». Но я не понимала смысла слов «падшая женщина» и думала, что несчастная упала со скалы и так покалечилась, что теперь одним своим видом пугает людей. Мне казалось, что именно поэтому мама велит мне держаться от нее подальше.

– Тогда-то вы и решили во что бы то ни стало увидеть таинственную обитательницу мыса Последней Надежды? Ведь запретный плод сладок, а вы, по-видимому, всегда стремились нарушать запреты родителей.