Шерас

Однажды Андэль сходила домой и принесла ларец Инфекта.

— Он твой! — сказала она ДозирЭ. — Ты можешь делать с ним все, что захочешь.

ДозирЭ без слов принял дар, ухватил Андэль за талию и увлек к озеру. Там они сели в маленькую рыбацкую лодку и заплыли на глубину. Бросив на дно весло, ДозирЭ взял в руки ларец Алеклии и решительно поднялся во весь рост. Лодка качнулась.

— Нас больше ничто не должно связывать с прошлой жизнью! — торжественно произнес он и со всей силы швырнул ларец в воду. Тот булькнул и камнем пошел ко дну. ДозирЭ посмотрел на девушку и встретил ее спокойный благодарный взгляд.

Близился месяц, на который была намечена свадьба. Всеми приготовлениями занимался никогда не унывающий Чапло. С его лица не сходила счастливая горделивая улыбка. Большой свадебный обряд требовал недюжинных усилий: необходимо было возвести почти целый город временных построек. Гостей ожидали не меньше тысячи, а моления, пиршества и игры в таком случае продолжались десять дней. Поэтому Чапло помогали несколько его товарищей из соседних землевладений и из деревни — такие же, как и он сам, старые, но еще достаточно крепкие ветераны. За кувшином нектара они любили вечерами подолгу спорить о тонкостях старинных авидронских обрядов, в которых каждый считал себя первейшим знатоком. Иногда такие вечера заканчивались сначала спорами, а потом и легкой потасовкой.

ДозирЭ взялся возводить новый дом, куда собирался сразу после свадьбы привести жену-красавицу. Он задумал окруженное крепкой стеной изящное двухъярусное здание, с мраморной лестницей и садом, с большой роскошной залой, с двумя десятками по-грономфски украшенных покоев. Были предусмотрены купальни, просторные конюшни и множество хозяйственных пристроек. Не дворец, но и не обычный дом — такие жилища часто можно было видеть в тех местах, где землевладельцы процветали. Молодой человек привел сразу пятьдесят мастеровых и подручных и заказал множество материалов: в большом количестве известняковые и мраморные блоки, двести повозок рукодельного камня, дорогой отделочный гранит нежно-розового цвета, дерево ценных пород. Из Грономфы приехал известный зодчий с двумя учениками, которого прислал щедрый Идал. Кроме этого, два раза наведывался Арпад, сопровождая целые караваны со всякой всячиной.

Тяжелые золотые монеты, которые были получены от Идала, несомненно, являлись немалым богатством, и, по правде говоря, ДозирЭ не собирался их понапрасну тратить, ну, может быть, чуть-чуть, надеясь в свое время всё потраченное вернуть, но, засунув руку в кошель однажды, молодой человек уже не смог остановиться — он был слишком поглощен своей любовью — и встревожился только тогда, когда в кожаном кошеле недоставало уже более половины монет. Тут он глубоко задумался и в первый раз пожалел о сокровищах, которые так опрометчиво отправил в вечное заточение на дно глубоководной Удолии…

Из Грономфы приехал известный яриадский живописец и скульптор Друзилл. С ним было два десятка учеников и подручных, а также привезенная в особой повозке тектолитовая глыба телесного цвета. Он возжелал высечь из этого ценнейшего материала статую обнаженной Андэль, сообщив при этом, что о девушке, не переставая, говорит вся Авидрония и что ее, бесспорно, считают первой красавицей страны. «Народ хочет лицезреть это божье создание».

ДозирЭ прогнал Друзилла, пообещав вспороть ему брюхо. Тот через некоторое время вернулся и предложил тридцать инфектов. ДозирЭ, не думая, схватился за кинжал, но тут появился самодовольный хитрый Кирикиль и долгое время о чем-то договаривался со скульптором.

— Рэм готов заплатить десять берктолей за тридцать дней позирования, — по окончании беседы деловито сообщил Кирикиль и лукаво добавил: — Он готов и меня лично наградить десятью инфектами за то, что я буду всё это время охранять девушку от случайных посягательств.

ДозирЭ вскипел, но тут вмешалась сама Андэль, которой не составило никакого труда уговорить молодого человека. Она сказала, что не совсем разумно отказываться от таких денег, тем более что предложение Друзилла совершенно обычное и многие жены даже самых родовитых авидронов почитали бы за честь совершенно бесплатно позировать в обнаженном виде такому именитому художнику. Она говорила так ласково и так убедительно, что вскоре молодой человек и сам не понимал, с чего он так взъярился.

Друзилл, сластолюбивый молодой красавец, выстоял только двадцать дней. Причем деятельность его в это время напоминала приступы какой-то болезни. Он то набрасывался, как безумный, на работу, выколачивая из камня искры, то, надолго замерев, лихорадочно пожирал глазами обнаженную Андэль, то кричал на своих подручных из-за того, что они непристойно пялятся на девушку, а то вообще швырял скарпель и киянку и уходил в лес, оставляя грубые работы на учеников. Наконец он не выдержал и, быстро собрав всё свое имущество, отбыл в Грономфу, сказав сквозь зубы, что сделал уже достаточно для того, чтобы закончить работу самостоятельно в мастерской. Однако рассчитался сполна. Получил свою награду и Кирикиль, который все эти дни ходил какой-то потерянный, с ошалевшими глазами. Он очень обрадовался, когда его временным обязанностям пришел конец.

За двадцать дней до свадьбы в землевладении Чапло появился запыленный всадник-посыльный в плаще вишневого цвета. Он разыскал ДозирЭ и передал ему, не на шутку встревожившемуся, свиток. Молодой человек тут же сломал печати и с замиранием сердца прочитал содержимое ониса. В нем сообщалось, что белиту ДозирЭ двадцати двух лет, сыну Вервилла из Грономфы, вовзращаются все награды, а также звание айма, что все предыдущие взыскания снимаются и что теперь он волей самого Инфекта переводится из Белой либеры в Вишневую армию. Также сообщалось, что ему следует немедленно явиться в Круглый Дом для получения дальнейших указаний.

Глава 44. Вишневые

На следующее утро ДозирЭ уже въезжал в Грономфу. Как и два с лишним года назад, когда он отправился на Хонуме в лагерь Тертапента, его долговязая фигура вызывала улыбки гиозов и саркастические замечания прохожих. Конечно, если бы он, как раньше, носил белый плащ, никто не посмел бы над ним подтрунивать, но сейчас мало что напоминало в нем блистательного воина.

Купленная им ради такого случая лошадь явно не была приучена ходить под седлом и приводила молодого человека в отчаяние. К тому же он всю дорогу думал о своей нежной невесте, которую пришлось внезапно оставить, об отложенной свадьбе, о незаконченном доме. Настроение лишь немного поддерживал неугомонный Кирикиль, который ехал следом на еще более норовистой лошадке и без умолку радостно трещал, не обращая внимания на вовсе непочтительные насмешки в свой адрес.

ДозирЭ задумчиво пересек несколько оживленных улиц, заботясь лишь о том, чтобы ни на кого не наехать. И тут, в безлюдном прохладном переулке, где стук копыт о камень вдруг сделался звучным и раскатистым, он отчетливо ощутил до боли знакомую атмосферу Грономфы. Эти нависающие вокруг гранитно-мраморные теснины старинных родовых дворцов, отбрасывающие перед собой тяжелые тени. Все эти памятники, Дорожные Камни, эти изящные портики для отдыха, где журчат веселые фонтанчики. Этот густой сладковатый запах, в котором перемешано всё на свете: бодрое дуновение ветра с Анконы, прохлада и свежесть тысяч грономфских фонтанов, острый дух лошадиного пота и лошадиных лепешек, струящиеся дымки из кратемарий, пронзительные дурманящие цветочные ароматы. Всё это навеяло воспоминания о далеком детстве, а потом о славных днях белого плаща…

Тут он воспрял духом, почувствовав, как взволнованно забилось сердце.

В Круглом Доме неприветливого новичка с колючим взглядом явно ждали. Перед ним, как по волшебству, сами собой распахнулись тяжелые дубовые ворота старой цитадели. ДозирЭ с тягостным предчувствием шагнул вперед. Он вошел в чрево этого страшного таинственного дома и оказался словно в другом пространстве и другом времени.

Сюда не доносился шум старой доброй Грономфы. Везде было мрачно и тихо. Звуки шагов гулко разносились по путаным бесконечным галереям. Молодой человек заметил тени, пробежавшие по стене. Оглянулся — никого.