Шерас

Поблескивающие шелковистые волосы подняты и стянуты на затылке, поразительный овал лица, высокий изумительный лоб, гордо поднятый подбородок, открытые маленькие ушки с гранатовыми серьгами. Алеклия особенно восхитился этими обнаженными ушками — при виде таких вот маленьких правильных ушек, когда волосы убраны (именно черные волосы), сердце его, будто по сигналу калатуш, всегда просыпалось, заявляя о себе учащенным биением, и долго еще нехотя успокаивалось. Красива, очень красива. А какие загадочные глаза! Как они манят, суля бесконечное блаженство. Конечно, во Дворце Любви, тем более в «восьмой раковине», много восхитительных красавиц, но эта молодая женщина так необъяснимо притягательна, как может быть притягательна только опытная женщина после двадцати пяти лет.

Алеклия отошел от картины, но еще долго не мог отделаться от впечатления. Вскоре, однако, он вновь углубился в свои скорбные мысли, внушенные полученным из Грономфы посланием. В нем сообщалось самое ужасное, что только можно было себе представить. Часть кораблей авидронской армады «ФорнЭ», сторожившей пролив Артанела, сильно потрепал внезапно налетевший шторм. Этим обстоятельством не преминул воспользоваться Фатахилла. Когда волны улеглись, он вывел в пролив весь свой флот и разбил в тяжелом сражении остатки армады. Вслед за этим флатоны принялись переправляться со своего острова на материк. «Весь пролив, — писал очевидец, — вдруг превратился в сушу: столько плотов было одновременно спущено на воду. Один такой плот вмещал до сотни воинов. При каждом флатоне было не менее трех лошадей, личный скот и рабы, одна или несколько повозок с имуществом, а еще жены и дети. Складывалось впечатление, что воины Темного океана раз и навсегда покидают вскормившую их землю, чтобы найти себе более подходящее пристанище где-нибудь на бескрайних просторах континента». Флатоны высаживались по всему побережью залива Обезьян, но в большинстве своем у Алинойских гор, проход между которыми надежно оберегала Дати Ассавар. Недолго думая и явно действуя по заранее намеченному плану, громадное войско Фатахиллы осадило авидронскую крепость.

К сообщению прилагалась небольшая записка, выведенная почерком, который Божественному показался знакомым. Да, это было несколько строчек от самого влиятельного мужа Совета Пятидесяти Друзей, величайшего тхелоса Провтавтха. Мудрый советник настойчиво рекомендовал Алеклии срочно заключить с иргамами мир, пусть даже на «несоразмерных» для Авидронии условиях, и скорее возвращаться со всеми армиями на родину. «Настал самый важный момент в твоей жизни, мой Бог. Ты должен в полной мере подготовиться к отражению всех тех ужасных атак, которые вскоре обрушатся на нашу страну. Авидрония в опасности! Остановить нашествие Фатахиллы сможешь только ты. Будь трудолюбив, хитер, быстр, тверд. Да не покинет тебя мужество!»

Из раздумий Инфекта вывел порученец, который сообщил, что Хавруш наконец прибыл. Вскоре в шатер вошел грузный необычного телосложения мужчина в просторных шелковых одеждах и огляделся. Заметив хозяина шатра, он широко улыбнулся и учтиво поклонился. Алеклия с легкой прохладцей ответил на приветствие, приложив пальцы ко лбу, и жестом указал гостю на кресло, в котором тот поспешил разместиться. Кресло было широкое и прочное, будто его сладили специально для сегодняшнего визитера. В нем Хавруш почувствовал себя, словно корабль, спрятавшийся в хорошо защищенной гавани.

Верховный военачальник был в некоторой степени смущен. Он ожидал сотен людей, золота, пышности, целого ритуала, где посланник осажденного города, проигравший все сражения, будет подвергнут унижению, а правитель победившего государства, наоборот, возвеличен до небес. И Хавруш был к этому готов — не впервой. Но такой обходительности он совсем не ожидал. Простая походная обстановка, никакой свиты, не считая нескольких слуг и писцов, только два равновеликих собеседника: Инфект Авидронии, вовсе не похожий на свое божественное изображение — весь какой-то будничный, спокойный, в общем, обычный человек, сидящий напротив, и он — Верховный военачальник Иргамы.

— Ты хотел меня видеть? — спросил Алеклия на берктольском языке, прерывая затянувшееся молчание.

— Да, хотел, — немедленно отвечал Хавруш на чистейшем авидронском. — Я от имени своего народа хочу предложить тебе мир.

Инфект Авидронии удивленно приподнял брови.

— Мир? — переспросил он на родном языке, даже с некоторыми нотками разочарования в голосе.

— Да, мир, — смущенно подтвердил Верховный военачальник.

Он потянулся за кубком, который только что с верхом наполнил красным вином слуга, и неловко расплескал часть напитка себе на колени.

— Я понимаю твое недоумение, — продолжил Хавруш, невольно разглядывая на тонкой белоснежной материи своих одежд расплывающиеся багровые пятна. — Ты стоишь у стен Масилумуса, армии твоего врага повержены, более ничто не помешает тебе достичь полной победы. Но стоит ли тебе тратить и дальше золото, время, силы и жизни своих храбрых воинов, когда можно получить всё, что хотел, сейчас?

— И твою голову? — не удержался от реплики Алеклия.

Хавруш тут же нашелся:

— За исключением моей головы. Да она тебе и не нужна. Не я твой главный враг, не я всё это затеял.

— А кто же? Кто вошел в сношения с Фатахиллой, сдирал кожу с партикулиса Ямэна, распятого на воротах пограничного укрепления, штурмовал Де-Вросколь? Кто вводил в заблуждение Берктоль, подбивал прямодушных маллов к нападению на Авидронию?

Хавруш поставил кубок, чтобы дрожащие руки не выдали охватившего его волнения. Он знал, что в распоряжении Инфекта Авидронии Круглый Дом, так называемые Вишневые плащи — сила, располагающая сведениями обо всем на свете. И теперь он гадал, о чем этот «Великий и Всемогущий» знает, а о чем не догадывается. Можно было произнести одно слово и тут же попасться на лжи.

— Кожу сдирал Дэвастас, — решил сказать правду Хавруш.

— Бредероя послал к маллам тоже Дэвастас? — лукаво улыбнулся Алеклия.

Он поднялся, заложил руки за спину и стал ходить вокруг собеседника, заставляя того неуклюже крутить своей чудовищных размеров головой.

— Бредероя послал я. Но я лишь выполнял волю своего интола, — нервно заерзал в кресле Верховный военачальник. — Всё, что я делал, всегда было лишь исполнением воли моего всесильного брата. Это он сошелся с Фатахиллой, это он задумал вторгнуться в ваши земли. Я всегда противился войне с Авидронией. Но он не хотел ничего слушать — он, самовлюбленный, растленный, жестокий глупец, помешался от вседозволенности. В конечном итоге он разорил дочиста нашу некогда процветавшую страну. Недаром подданные прозвали его «Разорителем». Но теперь времена изменились, Тхарихиба более нет. Ты, наверное, слышал о том, что произошло в Солнечном дворце? Я теперь назначен Наставником его сына Нэтуса — будущеего интола Иргамы, а значит, впервые в жизни волен поступить так, как подсказывает мое сердце. А сердце мне подсказывает, что народу Иргамы не нужна эта проклятая война, что нам нужен мир любой ценой, пока не поздно, пока теплится надежда на милостивое прощение с твоей стороны…

Хавруш, казалось, говорил искренне, с болью. Несмотря на всё недоверие, которое он вызывал у собеседника, Божественному понравились его слова.

— Не думаешь ли ты, Хавруш, что наши мирные предложения будут слаще смерти? Чтобы возместить нам все те расходы, которые мы понесли, требуется очень многое. Иначе что я скажу народным собраниям, явившись в Грономфу? Мы потратили горы золота, потеряли тысячи воинов. Поймет ли меня гордый авидронский народ, если за шаг до окончательной победы я остановлюсь, удовлетворившись твоим раскаянием и твоими призрачными уверениями в дружбе? Грономфа, вся Авидрония хочет видеть Масилумус в руинах, а тебя и всех твоих военачальников — на площади Радэя, в ожидании казни.

— Мы готовы отдать ВС"E в обмен на мир! — жарко произнес Хавруш.

— Но мы сами можем взять ВС"E! — отвечал Алеклия. — В моем распоряжении гигантское войско — у Авидронии никогда не было столь огромной армии.

Хавруш замолчал, собираясь с мыслями. «Маленькая жрица оказалась права!» — с горечью подумал он о Хидре.

«Интересно, — соображал в это время Божественный, вглядываясь в обеспокоенное лицо гостя, — знает ли он о высадке флатонов? Если знает, то вряд ли мне удастся его провести». Но Масилумус находится в таком плотном кольце окружения, что маловероятно, чтобы в город смог проникнуть посыльный. Остается только один путь — почтовым голубем. Однако на только что построенных башнях неусыпно стерегут небо специально подготовленные лучники с мощными двухмеровыми луками. А еще каждый день в воздух поднимаются десятки матри-пилог. Кроме этого в авидронской армии впервые появился особый отряд из пятидесяти человек — все охотники с Аврилианских островов. Вооружены они не пращами или луками, а прирученными хищными птицами: соколами-сапсанами и острокрылыми махрушами. Воины эти вместе со своими питомцами расставлены вокруг всего города, и шесть голубей ими уже перехвачены. Вряд ли в осажденную столицу могло попасть хотя бы одно сообщение. «Следовательно, Хавруш не должен ничего знать. Да и не похоже, что ему о чем-то известно…»