Шереметьево
Шрифт:
Слепки между тем начали движение. Они неторопливо шли вперед, цепляясь метровыми когтями друг за дружку, и перестук костяных клинков, торчащих из конечностей этих тварей, заполнил всё вокруг… Уже можно было различить детали. Они и вправду были похожи на ожившие манекены: вместо лиц слепые маски без намека на эмоции. Правда, при этом сохранились некоторые черты тех, с кого скведы лепили свои куклы. Понятно было, кто мужчина, кто женщина, а кто – подросток, едва вошедший в силу. Детей и животных я не заметил. Видимо, скведы реконструировали лишь тех, кто представлял для них интерес в качестве бойца.
– Говорю вам тайну: не все мы умрем, но все изменимся вдруг, во мгновение ока, при последней трубе; ибо вострубит, и мертвые воскреснут нетленными, а мы изменимся, – продолжал бормотать
– Ну, понятно, заклинило, – бросил Никифор. – Ладно, ближе к делу оклемается. Пора.
И вскинул пулемет, который, по моему разумению, вряд ли чем мог помочь против земляной армии, которая с минуты на минуту должна была ринуться на штурм. Пока что слепки напоминали сонных мух, одурманенных дымом костра. Но что-то мне подсказывало – вялость эта временная. Сияние вокруг сборища скведов становилось все нестерпимее, и чем сильнее полыхало их силовое поле, тем быстрее двигалась армия слепков.
4
Библия, Первое послание к коринфянам святого апостола Павла, 15:51–53.
Но тут случилось неожиданное.
– Погоди, – сказал я, кладя руку на плечо Степана. – Побереги патроны, они еще пригодятся. Мне.
– Что?
Кузнец, прервав молитву, удивленно посмотрел на меня.
И невольно прищурился.
Из-под отворота моего камуфляжа бил свет, словно под ним горел очень яркий фонарик. Артефакт, который дал мне Перехожий, вновь сиял, причем гораздо сильнее, чем до этого в руках князя. Я так и не спросил у братьев, как к правителю Новгорода попала пластинка с отверстием под загадочный артефакт, но сейчас это было и не важно. Гораздо важнее было то, что я знал теперь.
Это знание пришло ниоткуда, как порой ни пойми с чего появляется уверенность в том или ином, беспричинная, но твердая, как камень, пока что не разбившийся о еще более твердую преграду. Я понимал, шанс разбиться и в прямом, и в переносном смысле гораздо выше и реальнее, чем эта моя уверенность. Но, с другой стороны, это был шанс. Пусть мизерный, но уж лучше его отработать, чем стоять на стенах в ожидании, пока тебя покрошат когтями страшные порождения скведов.
– Действуем быстро, – сказал я, забирая у Степана автомат – он так обалдел от этой моей уверенности, что даже не сопротивлялся. – Вы сейчас предупредите пушкарей, чтоб были наготове, после чего откроете ворота.
– Че-го??? – вылупился на меня Никифор.
– Чего слышал. Или можете подождать с четверть часа и превратиться в бастурму вместе с остальными жителями города. Всё, я пошел. Действуйте.
И ринулся вниз по всходам.
Когда меня вели к княжьим покоям, я успел заметить, куда загнали мой байк – в длинное одноэтажное кирпичное строение неподалеку от ворот. Ума не приложу, на кой оно было нужно, но возле него даже в такое сложное время торчал охранник – долговязый, жилистый отрок годов восемнадцати от роду. Жилистый, прыщавый и оттого очень злой и ответственный, что было на его лице написано аршинными буквами. В руках отрок держал короткое копье, причем держал уверенно. Похоже, не только днем, но и ночью с ним не расставался. Ладно.
Бежать пришлось недалеко. Метров двести вдоль стены, на которой замерли жители Новгорода. Кто-то морально готовился умереть достойно, в бою, кто-то молился, а некоторые просто застыли на месте, пораженные невиданным зрелищем. Вот и хорошо. Меньше внимания будет ненормальному, который вместо того, чтобы на стене стоять, готовиться, молиться, цепенеть и т. д., несется куда-то, словно наскипидаренный конь.
А бежать следовало поскорее, так как по моим расчетам слепки скведов уже к крепостному валу подошли, вот-вот начнут лезть наверх по спинам друг друга. Им лестницы не нужны, так взберутся, друг по дружке. Хрен ли им, не чувствующим боли и эмоций? Земля и есть земля, мертвая и бесчувственная, хоть и кажется живой со стороны.
Отрок был настроен
решительно. Направил копье мне в лицо и зашипел нарочито грубым голосом, кося под взрослого воина:– Стоять, мля, куда прёшь?
В другой обстановке я, может, и объяснил бы юноше, что ругаться на боевом посту нехорошо, не по уставу это. Но не было у меня времени что-либо объяснять. Поэтому я не снижая скорости бега мягким внутренним блоком отвел в сторону древко, при этом резко крутанув тазом, вкладывая в движение вес всего тела.
Если человек не ждет подобного, то может и упасть. Такие блоки нарабатываются на стальных грифах от штанги – тебе ими в морду тычут, а ты должен защититься, и при этом чтоб потом синяков на руке не было, свидетельствующих о том, что задание выполнено неверно.
Юноша не ждал. Скорее всего, и не подозревал о таких вот хитрых техниках, поэтому закрутило его влево неслабо. Правда, на ногах он устоял, и даже, набычившись и выпятив вперед нижнюю челюсть, попытался вернуться в исходное положение, в процессе возврата пырнув меня копьем снизу.
И здесь он был в корне неправ.
Я ж не бабочка и не жук какой, чтоб меня на булавку насаживать. Можно было, конечно, сделать обвод, завладеть копьем, зацепить ногу долговязого, уронить на землю, и, придушив слегка древком, прочитать лекцию о хороших манерах и уставе караульной службы. Но это все – время, которого у меня не было. Поэтому я просто махнул ногой, будто по высокому мячу бил. Ну, и попал, куда метил – трудно было промахнуться по подбородку, столь яростно выпяченному вперед.
Апперкот в боксе, нанесенный со всей дури в нижнюю челюсть, штука страшная. Но спорт предусматривает капы и перчатки, которые мягче голого кулака. А если то же самое пробить с ноги, да еще рантом тяжелого «берца», результат будет однозначным.
Послышался неприятный хруст. Одновременно с ним долговязого приподняло над землей. Его копье вместо моего живота пропороло небо – и вылетело из рук хозяина, который со всего маху грохнулся на спину, и остался так лежать в глубоком нокауте.
Что ж, надеюсь, что незадачливый копейщик отделался потерей пары зубов и легким сотрясением мозга, а не переломом челюсти и неслабой черепно-мозговой травмой. Могло быть как первое, так и второе. Когда меня пытаются пырнуть в живот отточенным железом, я силу не рассчитываю. Тем более, если все получится, парень мне потом по жизни благодарен будет. А не получится, значит, помрет без мучений минут через десять, так и не поняв, кто его раздирает на части костяными когтями.
На дверях склада висел внушительный амбарный замок, который, впрочем, меня не остановил. Прямой удар ногой – и проржавевшие шурупы с визгом вылетели из подгнившего дерева, после чего замок сиротливо повис на одной петле. Понятное дело, за состоянием дверей и запоров внутри крепости никто не следил – кому воровать-то? Впрочем, я воровать и не собирался. Только свое забрать.
Мой байк стоял возле самого входа, прислоненный к стене – катить внутрь тяжелую и неповоротливую машину желающих не нашлось. Вот и ладушки, вот и хорошо. Тем более, что ключ зажигания тоже был на месте.
Впрочем, на этом хорошее кончилось. Патронов в коробах по-прежнему не было, а после того, как я завел байк, стало ясно, что и бензин практически на нуле. Вроде когда въезжал в Кремль, побольше его было. Может, кто успел слить немного дефицитного топлива, а, может, я сам просто не заметил за жестким экшеном, что бак почти пустой…
Так или иначе, заправляться было нечем – канистры на мотоцикле отсутствовали. Похоже, хозяйственные новгородцы утащили их в какой-нибудь специальный сейф. Впрочем, даже если б они и остались на старом месте, все равно времени заправиться не было. Я уже слышал за рокотом мотора, как слева натужно, с визгом скрипят шестерни невидимого механизма и петли тяжеленных стальных ворот. А Никифор-то со Степаном оказались молодцами. Доверились мне полностью. Наверняка своротили по пути пару-тройку челюстей, но пробились к воротам и сейчас просто делали то, что я им сказал. Хотя, в общем-то, они ничего не теряли. Было и так понятно – в случае, если я подведу, все жители крепости просто умрут, и некому будет обвинить кузнецов в предательстве.