Шерлок Холмс и дело о крысе (сборник)

Я редко видел Холмса в таком смятении и лишенным дара речи. Чтобы не смущать его еще больше, милосердная леди повернулась ко мне.

– И вы, доктор Уотсон, достойны всяческих похвал. – Она протянула мне руку, которую я поцеловал.

– Я был счастлив помочь, ваше величество, – сказал я.

Холмс повернулся к Рассендилу.

– Какая судьба ждет вас теперь? – спросил он его.

– По-моему, моя судьба уже давно была за меня определена. Это она привела меня сюда три года назад, чтобы я сыграл роль короля Руритании, и сейчас, похоже, у меня не остается иного выхода, как доиграть эту роль до конца.

– Через час мы поженимся, – тихо добавила Флавия. – Мой верный Фриц станет нашим свидетелем, и мы сочтем за честь, если вы присоединитесь к нам.

– С превеликой радостью, – тепло отозвался мой друг. Он положил руку на плечо Рассендила. – Полковник Сапт говорил, что вы подходите для роли короля. Я не большой поклонник религиозных идей, но мне кажется, что вы были рождены, чтобы править этой землей. И я знаю, что вы будете хорошим правителем и принесете мир и спокойствие ей и соседям.

– Я сделаю все, что в моих силах.

– А кто в праве требовать большего, не так ли, Уотсон?

Чуть позже, тем же самым вечером, в небольшой часовне Святого Станислава, что при самом дворце, архиепископ Стрельсо повенчал королеву Руритании Флавию и Рудольфа Рассендила. Холмс, Тарленхайм и я были единственными свидетелями этого скромного события.

В неверном свете свечей эти мужчина и женщина, чьи жизни судьба сплела воедино любовью и пережитыми утратами, навеки скрепили свой союз, обменявшись клятвами и кольцами.

Руритания наконец обрела своего истинного короля.

После церемонии Тарленхайм открыл шампанское, и мы подняли бокалы за счастливых молодоженов. Затем по знаку короля Рудольфа Тарленхайм достал бархатную коробочку. Из нее король собственноручно достал две золотые цепи, на каждой висело по золотой медали в форме четырехконечной звезды с белым бриллиантом посередине.

– Это мое первое распоряжение как короля Руритании, – сказал Рудольф. – Я хочу наградить вас обоих высшей наградой моей страны, Звездой Руритании. Я, моя жена и мое королевство в вечном долгу перед вами.

Он надел цепи на шеи каждого из нас и расцеловал обоих награждаемых в обе щеки на континентальный манер. Это был очень трогательный момент, когда мы терялись в словах благодарности, силясь выразить невыразимое.

К утру, обменявшись прощальными пожеланиями, я и Холмс снова сидели в движущемся вагоне поезда, направлявшегося в Англию.

– Итак, – сказал Холмс, попыхивая трубкой, когда закончил управляться со своим багажом, – похоже, об этом приключении ваши читатели не смогут узнать до тех пор, пока будет править династия Элфбергов.

– Вы правы, друг мой, – сказал я, – хотя я все равно напишу обо всем для себя. Кстати, был бы вам признателен, если бы вы прояснили для меня кое-какие детали.

Холмс рассмеялся.

– Старый добрый друг, какие бы штормы нас ни трепали, ваша природная любовь к порядку всегда даст о себе знать. Хорошо, спрашивайте!

– Начнем с того, что не дает мне покоя вот уже несколько дней. Когда нас напоили отравленным бренди у британского посла, перед тем как потерять сознание, вы сказали что-то о новых ботинках.

– Да, сказал. Если вы помните, Уотсон, что-то в рассказе сэра Роджера не давало мне покоя. Я никак не мог определить, что это было, а когда нашел – было уже слишком поздно: я уже отпил отравленного напитка. Сэр Роджер сказал нам, что, получив телеграмму Майкрофта о нашем прибытии, отправился на вокзал, чтобы нас встретить, но на нем в тот момент были новые сияющие ботинки без единого пятнышка или складки на коже! Он явно не покидал пределов своей квартиры в то утро и, значит, лгал. Жаль, что я слишком поздно пришел к этому заключению.

– Ну, вы-то хоть к нему пришли, потому что мне в голову это даже не приходило.

– Да. Но если говорить начистоту, вам всегда было сложно выстраивать ваши наблюдения в логические цепочки для дедуктивной мысли. Я же зарабатываю этим на жизнь!

Я знал, что спорить бесполезно, поэтому просто перешел к следующему вопросу:

– Вы знали о том, что вам придется играть роль короля еще до того, как пересекли границы Руритании?

– Еще до того, как мы покинули Бейкер-стрит, дорогой друг! Я решил, что если роль короля уже играл его двойник, то это можно повторить, и на этот раз – с моим участием. По-моему, Руперт мог в любой момент разыграть карту с информацией о подмене короля, независимо от исхода его изначальных планов, поэтому единственным способом вывести негодяя на чистую воду было поймать его с поличным. А для того чтобы это сделать, я должен был предоставить народу третьего Рудольфа Пятого. Вот поэтому я и держался за свой саквояж, намереваясь сохранить его любой ценой: там был мой набор грима, от которого зависели все мои планы.

– В самом деле, Холмс, меня поражает то, что вы все это продумали еще до того, как мы покинули Лондон.

– Я считаю, что не имеет смысла браться за расследование дела, если ты не подготовился к возможным вариантам развития событий. Однако я не хотел бы вас обманывать, создавая впечатление, что весь план был продуман заранее до мелочей. Я считал, что смогу повстречаться с Рудольфом Пятым лично и стану основывать свою работу по имитации его личности, равняясь на оригинал. Но его безвременная кончина стала источником дополнительных сложностей. Однако все получилось как нельзя лучше, не правда ли, Уотсон?

– Скажите, друг мой, сейчас, когда Рассендил стал королем, вы собираетесь рассказать лорду Бурлесдонскому о его брате?

– У меня есть письмо к нему от Рассендила, – ответил Холмс, приложив руку к нагрудному карману. – Там сказано, что он жив и счастлив, но по причинам от него не зависящим он никогда не сможет вернуться в Англию. И хоть послание это в некотором смысле грустное, оно должно убедить лорда Бурлесдонского в том, что его брату больше не грозит никакая опасность и он доволен тем, как сложилась его жизнь. Ну что, друг мой, есть ли у вас еще вопросы или я могу уже вздремнуть?

– Должен признаться, – сказал я, переходя к следующему вопросу, – что ход ваших рассуждений относительно места, где держали Рудольфа Рассендила, показался мне совершенно не убедительным.

– Правда? – удивился Холмс, пытаясь удержать улыбку до того, как она перейдет в откровенно издевательский смех. – Ну что же, я слишком хорошо вас обучил, сам виноват. Признаюсь, Уотсон, что никакой дедукции там не было, я просто высказал предположение наугад.

Я вытаращился на него во все глаза.