Шерлок Холмс против марсиан
Шрифт:
Я смотрю на Тюню, словно впервые вижу. На Тюню – грозу морей. Тюню – кумира девчонок, пляшущих в интернете. Антонину Недерезу, железную леди. У железной леди глаза на мокром месте.
– Дурочка, – говорю я.
Это надо уметь: так сказать «дурочка», чтобы прозвучало как «Тюнечка». Или даже как «Тю-ю-ю-нечка!». Это трудно, но я справляюсь.
– Дурочка, – соглашается она. – Дура. Дурища!
– Ты – ангел. Ангел-хранитель. Я даю тебе гарантию, что все твои будущие клиенты влюбятся в тебя по уши.
Тюня смотрит на Нюрку в каске.
– Упаси бог, – говорит она. – Этого мне только
– Насколько приятней, – видя прогресс, я развиваю успех, – вынырнув из гиперкнижки, впавшей в ступор, видеть не мою небритую рожу, а прелестное личико…
– Иди к черту, Снегирь.
– …цветок душистых прерий! Тюня, всё путем. Не боги горшки обжигают.
– Я медленно соображаю. У меня плохо со стилизацией. Я ошибаюсь с выбором «внешнего персонажа». Холмс? Я бы ввела Конана-варвара.
– Почему Конана?
– Конан-Дойль. Конан-варвар. Прямая ассоциативная связь.
Я столбенею. К счастью, Тюня шутит.
– Отомри, Снегирь. Я вообще люблю чистую фабулу: пришел, увидел, победил.
– Вот! Победил!
– Сбавь пафос. Не верю.
В реплике Тюни звенит колокол имени Станиславского.
– К машине! – командую я.
– Что?
– Живо к машине! Бегом!
Она подчиняется. Втянув голову в плечи, Тюня садится к клавиатуре.
– Стучи!
– Что?
– Сама знаешь, что! Меньше думай!
Она трогает клавиши.
– Быстрей!
…на спинке стула висело летнее дамское пальто без подкладки, сшитое из полосатого альпака. Завидев Холмса с компанией, мистер Пфайфер…
– Хорошо, – украдкой я вытираю пот. – Очень хорошо.
…я – большая поклонница вашего литературного таланта, доктор. У меня имеется полное собрание…
Я знал, что она справится. Важней было заставить саму Тюню узнать об этом. Не поверить – узнать. Это не первый раз, когда она закатывает такую истерику. Но раньше истерики были ярче, а результаты – хуже.
– Ну и дурак, – невпопад отвечает Тюня.
Я выстраиваю цепь ассоциаций. Мне нравится.
Глава пятая
За кулисами театров: анатомического и военного
1. Полубездарная пустяковина
– Смотрите! – неожиданно воскликнул Том, указывая рукой на огромное, в половину стены, окно ресторации, принадлежавшей отелю «Лайм Гест Хаус». – Мутоскоп!
Сообразив, что ошибся, грузчик побагровел от смущения и сделал неуклюжую попытку исправить положение:
– Ну, этот… Человек-невидимка!
– Нет, Том, вы правы, – Холмс задумчиво смотрел в указанном направлении. – Это действительно мутоскоп. Или, если угодно, человек-мутоскоп.
В ресторации кушал свой поздний завтрак Майкл Пфайфер, представитель «Эмэрикен Мутоскоп энд Биограф». За воротник, расстегнув верхнюю пуговичку, он заправил белую накрахмаленную салфетку – видимо, надеялся стать похожим на истинного англичанина. В этом Пфайер не преуспел, но весь вид его, лоснящийся от удовольствия, говорил о прекрасном настроении.
Напротив синематографиста сидела прелестная девушка – или, скорее,
молодая женщина лет двадцати с небольшим, в прогулочном платье свободного кроя. Белая матовая кожа, каштановые волосы, уложенные в два узла, свежий, младенческий румянец на щеках делали красавицу похожей на ангела. Рядом со спутницей Пфайфера на спинке стула висело летнее дамское пальто без подкладки, сшитое из полосатого альпака.Завидев Холмса с компанией, мистер Пфайфер выдернул салфетку и замахал ею, словно белым флагом, предлагая сдачу на милость победителя.
– Господа! – неслось из-за стекла, вернее, из двойной форточки, открытой нараспашку. – Сюда, господа! Официант! Виски моим друзьям! Виски со льдом! Господа, ну что же вы?!
– Ну что же мы? – мрачно спросил доктор. – Мне не терпится поговорить с этим джентльменом на светские темы. В частности, обсудить инициативу его мерзкого помощника. Полагаю, капитан Уоллес обождет?
– Разумеется, друг мой, – кивнул Холмс. – Я разделяю ваш энтузиазм. Том, вы не откажетесь составить нам компанию?
– Я?!
Больше всего Том боялся, что ослышался. Что вопрос мистера Холмса ему почудился – нет, быть не может, чтобы такие люди, как добрый доктор и хитроумный пасечник, пригласили скромного грузчика за один стол с собой. За вчерашний день Том устал так, словно разгрузил состав с углем. Казалось бы, ничего не делал, просто ездил, ждал, слушал, пытался сопоставлять и размышлять… С утра тело ломило, поясница не разгибалась; качало, как с перепою. Но спроси кто Тома Рэдклифа, хочет ли он и дальше сопровождать Холмса и Ватсона, даже чувствуя себя при этом пятой ногой собаки – Том отчаянно закивал бы, не в силах произнести ни слова.
– Вы, молодой человек. Ваше присутствие во время беседы с мистером Пфайфером мне видится крайне желательным.
– Пресвятая Дева! Мистер Холмс, да вы только прикажите…
«И я прыгну с колокольни, – мысленно прибавил Том. – Пойду на марсиан в рукопашную. Женюсь на миссис Пристли. Мистер Холмс, вы только намекните, что сделать ради вас…»
Официанты уже поставили недостающие приборы и сейчас несли последний – Тома они, конечно же, в расчет не взяли. Холмс и Ватсон холодно раскланялись с Пфайфером, который, впрочем, принял их холодность за чисто английское радушие, и повернулись к даме, ожидая, что синематографист представит их. Вместо этого девушка сама встала из-за стола и протянула доктору Ватсону руку. Мысленно извинившись перед далекой женой, доктор уже собрался поцеловать эту руку – надо сказать, преизящную – когда девушка перевернула ладонь, и доктор оказался вознагражден прочнейшим, едва ли не мужским рукопожатием.
– Адель, – представилась девушка.
– Мисс? Э-э… мисс…
– Просто Адель. Я – большая поклонница вашего литературного таланта, доктор. У меня имеется полное собрание ваших сочинений.
– Я еще жив, – скромно напомнил Ватсон, имея в виду, что собрание прелестной Адели, возможно, неполное. – И не очень стар.
– Чему я душевно рада, – кивнула Адель, нимало не смутясь. – О, мистер Холмс! Что до вас, то вы – мой кумир.
– Рад слышать, – Холмс задержал ладонь девушки в своей. – Надеюсь, вы тоже применяете мой дедуктивный метод по мере сил? Как капитан Уоллес, а?