Шесть нолей

Я слышу скрип стула и догадываюсь, что мужчина тоже сел. Раздается щелчок и низкий гул.

– Элла, скажи мне свое полное имя?

– Элла Тейлор.

– И когда ты родилась?

– Шестого августа 1992 года.

– Ты когда-нибудь кого-то любила?

Я тяжело сглатываю, чувствуя, как капельки пота выступают на задней части моей шеи.

– Да.

– Кем был последний человек, которого ты любила?
– он делает небольшую паузу.
– И нужно ли мне напоминать, что ты не должна лгать...

Я колеблюсь, ответ крутится на кончике моего языка. Он будет ложью? Я больше не уверена.

– Сойер, - шепчу я, и его имя звучит скорее, как вопрос, чем ответ.

Третий вздыхает. Я слышу, как он чем-то стучит по столу.

– Элла... ты врешь или просто настолько глупая?

– Я... я не знаю. Я нервничаю!

С его губ срывается тихий смешок.

– Ох, этого не может быть... ты влюблена в Тобиаса Бентона?

Мое сердце пропускает удар. Люблю ли его? Нет, я не могу. Он извращенный и испорченный человек, мой мучитель и... мое спасение. Я ненавижу его и в то же время жажду. Можно ли ненавидеть и любить кого-то одновременно? Я не хочу любить его, потому что, безусловно, это делает меня самым слабым из всех существ, кем-то по-настоящему сломленным и жалким.

– Нет, - отвечаю я так тихо, что это слово едва ли громче, чем дыхание.

По комнате эхом раздается тихий рык.

– Элла, ты испытываешь мое терпение. Не ври мне, черт возьми, - он вздыхает.
– Ты любишь Тобиаса Бентона?

Любовь и ненависть. Ненависть и любовь. Потребность и безопасность, теплота и удовольствие, и, прежде всего, ощущение правильного среди всего неправильного. Я размышляю о том, как чувствую себя непобедимой в его объятиях, о том, что он заставляет меня чувствовать, когда говорит, что гордится мной. Я думаю о том, как жажду его, будто он является воздухом, который мне необходим, чтобы выжить. О его грубых прикосновениях, его необузданной жестокости, пропитанной самыми сладкими поцелуями.

– Да, - срывается с моих губ одним единственным словом.

Молчание, момент, когда напряжение нарастает настолько интенсивно, что я чувствую, будто не могу сделать ни единого вздоха, а затем бум. Что-то падает на пол. Кресло с царапающим звуком скользит по полу, предполагаю, что Третий резко встал, а потом я чувствую его присутствие прямо перед собой и его горячее дыхание на моем лице.

– Ты любишь его?

Я пытаюсь взять под контроль дыхание, делая вдох и выдох, вдох и выдох.

– Я не хочу.

– Ты не... - он смеется, - ты не хочешь? Почему ты его любишь? Как ты можешь любить его?

– Я не знаю! – вскрикиваю я. И это действительно так. Я не могу это растолковать, не могу найти этому объяснение, но, тем не менее, сложившаяся ситуация и не нуждается в рациональном подходе. Тобиас заключает в себе нечто неповторимое, выступая особой и несокрушимой силой, и мне интересно, действительно ли это игра? Игра чувств, война сердец.

– Ты понимаешь, что проиграла? – спрашивает Третий с рычанием.
– Какое у них было правило? Никогда не испытывать глубоких чувств. Ты проиграла, Элла...

Я качаю головой, медленно осознавая происходящее, прежде чем ощущение спокойствия окутывает меня.

– Ты можешь играть в свои игры, манипулировать мной и трахать меня, но сердце невозможно контролировать. Даже мое. Если я проиграла, то пусть так и будет.
– От него так и исходит растущее напряжение. Мои слова беспокоят его. Между ним и Тобиасом существует какое-то соперничество, этим я и решаю воспользоваться. Я давлю на него, потому что на данном этапе, полагаю, мне больше нечего терять.
– Тобиас выиграл, - говорю я, и улыбка касается моих губ.

– Неужели?

– Я чувствую, что он находится вплотную к моему лицу, его губы касаются моих.
– Выиграл ли он? Ты понятия не имеешь, что это за игра на самом деле, понятия не имеешь о ставках, не имеешь ни малейшего представления о том, что ты только что проиграла, - он обхватывает мое лицо, с силой впиваясь пальцами.

– Мне нечего было терять, - говорю я, мой голос звучит сильнее. С меня хватит этих мужчин, их игр и тактик.

– У тебя было все, чтобы потерять, ты просто не знала об этом, - он поднимает меня на ноги и выводит из комнаты. Я слышу, как за мной захлопывается дверь.
– Если ты проиграешь, проиграю и я, а я не проигрываю, Элла. Мы не будем об этом говорить. Ты не можешь любить его, ты, должно быть, просто запуталась, – в его голосе проскальзывает паническая нотка.- Ты не должна любить его.

Он вновь тащит меня через весь дом, стискивая мое запястье с такой силой, что, должно быть, останутся следы. Я натыкаюсь на него, спотыкаясь и падая, но он не замедляется ни на секунду. Я слышу, как открывается дверь, а затем меня заталкивают в комнату. Мои колени встречаются с мягким ковром.

– Надень платье и будь готова через пятнадцать минут с повязкой на глазах, - бросает он, и дверь захлопывается.

Я срываю повязку с глаз, оглядывая роскошную комнату. Кровать с балдахином расположена посередине со свисающими вокруг нее занавесками из прозрачной ткани. Я поднимаюсь на ноги и опускаю взгляд на платье, лежащее на кровати. Рядом с ним лежит маска, матово-черного цвета, украшенная переплетающимися серебряными лозами. Сбоку белое перо, и серебряные ленты по бокам. Она прекрасна, но в этой игре я поняла одно: красота редко подразумевает что-то хорошее.

Глава 3

Лимузин останавливается возле огромного дома на берегу моря. Огоньки, исходящие от яхт и лодок, плотно усеивают горизонт. Водитель выходит и открывает дверцу передо мной, протягивая руку. Я выхожу на мостовую и бросаю взгляд на темные воды Атлантики. Ветерок, дующий из гавани, шелестит по юбке моего бального платья, а мое лицо скрывает плотно сидящая маска. Мое сердце беспокойно бьется в груди, потому что я не чувствую себя в безопасности рядом с Третьим. Его окружает аура злобы и особого чувства собственного достоинства, но ему не хватает доминирования и чистой силы, которыми так непринужденно владеет Тобиас.

Третий обходит лимузин и протягивает мне руку. Маска, которую он надел на себя, нервирует меня. Темная и устрашающая, представляющая собой лик зверя, искаженное гневом. Маленький кусочек кожи, который можно рассмотреть сквозь прорези для глаз, покрыт черной краской, а его голубые глаза, пронизанные холодом, кажутся безжизненными и лишенными какой-либо нравственности, но все же они вызывают у меня стойкое желание потерять себя и окончательно сдаться. Думаю, я сошла с ума... Неудивительно, не так ли?

– Ну же, моя игрушка, - подталкивает он меня, и мы поднимаемся по мраморным ступеням в сторону двойных дверей. Еще до того, как мы успеваем постучать, они распахиваются, и перед нами открывается зал, полный людей, разодетых в костюмы. Бальные платья, костюмы и маски. Классическая музыка наполняет воздух, и, хотя я и в красивом платье, все же чувствую себя не на своем месте.

Какой-то Джентльмен останавливает Третьего, его взгляд оценивающе пробегается по мне. Третий что-то шепчет ему, и у того на губах расползается извращенная ухмылка.