Шесть опаленных роз

Шрифт:
Пожалуйста, обратите внимание на то, что эта история содержит темы, которые могут быть тяжелыми для некоторых, поскольку они включают в себя обсуждение неизлечимой болезни, смерти, насилия и откровенных сексуальных сцен.
Глава 1
Первый раз я встретилась со смертью, когда сделала первый вдох, а вернее, это был первый вдох, который я не сделала. Я родилась слишком маленькой, слишком хилой, слишком тихой. Мой отец говорил, что никогда не слышал такой тишины, как во время моего рождения, это были несколько ужасных минут, в течение которых
Однако, смерть никогда не уходила. Это стало ясно довольно быстро, еще до того, как кто-то захотел это признать.
Истина открылась мне во второй раз, когда я встретилась со смертью восемь лет спустя во время рождения моей сестры. Она, в отличие от меня, кричала с момента своего появления на свет. Моя мать, напротив, навсегда замолчала.
Мой отец был прав. Нет ничего хуже такого молчания.
И именно в этом ужасном беззвучии, когда я подавляла свой кашель и утирала слезы тыльной стороной ладони, целитель бросил на меня странный взгляд. Позже, после похорон моей матери, он отвел меня в сторону.
— Как давно ты так дышишь? — спросил он.
Смерть всегда следовала за мной.
Достаточно быстро стало ясно, что жить мне осталось недолго. Вначале они пытались скрыть это от меня. Но мне всегда нравилось все знать. У меня плохо получалось читать людей, но я хорошо разбиралась в науке. Я знала смерть еще до того, как смогла произнести это слово.
Но в третий раз, когда я встретила смерть, она пришла не за мной.
Подобно шелковому покрывалу, медленно опускающимся над нашими жизнями и будучи помещенным туда одним из богов, смерть была дарована городу Адкова.
Что же касается бога изобилия. У изобилия много лиц. Бог изобилия — это также и бог упадка. Не может быть жизни без смерти, не может быть пира без голода.
Как и все остальные боги, Витарус — существо непостоянное и эмоциональное. Разница между избытком и отсутствием — всего лишь прихоть его настроения. Целые жизни, целые города, созданные или не созданные по легкомысленному взмаху его руки.
Долгое время Витарус благосклонно относился к Адкове. Мы были процветающим фермерским городком, расположенным на плодородном участке земли. Мы поклонялись всем богам Белого пантеона, но Витарус был богом земледельцев, и поэтому он был нашим любимым божеством. Долгое время он относился к нам хорошо.
Вначале все менялось медленно. Один испорченный урожай, потом два. Недели, а затем месяцы ничего не происходило. Однако, в один прекрасный день, все мигом изменилось.
Когда бог рядом, это чувствуется в воздухе. Я почувствовала это в тот день. Я открыла глаза и уставилась в потолок, и могла бы поклясться, что почувствовала запах дыма погребальных костров.
Я вышла на улицу. Было холодно, мое дыхание вырывалось наружу маленькими белыми струйками. Мне было пятнадцать, но выглядела я младше. Мое тело била дрожь. Я была очень худой, сколько бы я ни ела. Смерть, видите ли, крала каждый кусочек, а в последнее время она была особенно голодна.
По сей день я не знаю, почему я подошла к двери. Сначала я была в замешательстве от того, на что смотрела. Я думала, что мой отец работает в поле, однако его фигура сгорбилась и скрючилась в грязи. И вместо моря зелени вокруг него была только пожухлая бурая растительность, покрытая влажным, смертоносным блеском инея.
Я никогда не умела замечать то, что люди не говорят. Но уже тогда, будучи ребенком, я знала, что мой отец сломлен.
Он сжимал в руках пригоршни пожухлого урожая, склоняясь
над ними, как над потерянной надеждой.— Па? — позвала я.
Он посмотрел на меня через плечо. Я плотнее закуталась в шаль несмотря на бисеринки пота на лбу. Я не могла перестать дрожать.
Он смотрел на меня так же, как на те погибшие посевы. Как будто я была трупом мечты, похороненная во всем, что он не смог спасти.
— Возвращайся в дом, — сказал он.
Я почти не пошевелилась.
Долгие годы я жалела, что не сделала этого.
Но откуда мне было знать, что мой отец собирался проклясть бога, который потом проклянет нас в ответ?
Тогда-то и пришла чума. Мой отец умер первым. Остальные — чуть позже. Прошли годы, и Адкова зачахла, как посевы на поле в то утро, когда отец проклял всех нас.
Странно наблюдать, как мир вокруг тебя увядает. Я всегда придавала большое значение науке. Даже то, что невозможно познать, как сила бога, например, или действия жестокой несправедливой судьбы — имеют определенную грань, закономерность, которую я могу разглядеть.
Я узнала все об этой болезни. Я узнала, как она отнимает дыхание у легких и кровь у вен, как она превращает кожу в слои мелкой пыли, пока не остается ничего, кроме гниющих мышц. Но всегда оставалось что-то еще, что-то, чего я никогда не могла понять. По крайней мере не до конца.
Так много всего пережито в этом промежутке — пробеле между тем, что я знала, и тем, чего я не знала. Так много людей погибало. Независимо от того, сколько лекарств я приготовила или опробовала. У пробела были зубы, как у вампиров за морем. Зубы достаточно острые, чтобы съесть нас всех живьем.
Прошло пять лет, десять, пятнадцать. Все больше людей заболевало.
В конце концов болезнь настигла нас всех.
Глава
2
Я всегда содержала свое рабочее место в чистоте, но в тот вечер я позаботилась о том, чтобы сделать его еще более аккуратным. Под слабеющим светом заката, который окрасил мой стол в кроваво-розовый цвет, я тщательно сортировала свои записи и инструменты. Когда я закончила, все было на своих местах. Даже незнакомый человек мог бы сесть за мой стол и продолжить работу. Я решила, что это практично, на случай, если я не вернусь. Я была расходным материалом, а работа — нет.
Я окинула проделанную работу оценивающим взглядом, а затем вышла в оранжерею. Это было не очень красивое место, полное не красочных цветов, а колючих листьев и лиан, засунутых в стеклянные банки. В последние дни здесь мало что хотело расти. Лишь один маленький кусочек красоты поблескивал в задней части, за дверью, ведущей на поля. Когда-то, когда я была совсем маленькой, эти поля были полны урожая. Теперь же только на одном клочке земли цвел куст роз с черными цветами, растущими на изумрудных листьях, каждый лепесток которых был очерчен красным цветом.
Я аккуратно срезала один цветок, с особой тщательностью уложила его в сумку, затем вышла во двор.
Мина сидела под солнцем. Было тепло, но она все равно держала одеяло на коленях. Она повернулась ко мне и прищурилась из-за уходящего солнца, глядя на мою сумку.
— Куда идешь?
— По делам, — сказала я.
Она нахмурилась. Она видела ложь насквозь.
Я остановилась рядом с ней на мгновение, наблюдая за темнотой под ее тонкими ногтями, за тяжестью ее дыхания. Но больше всего я обратила внимание на тонкий слой пыли телесного цвета, осевший на стуле и ее одеяле. Сама кожа будто покидала ее, когда смерть подкрадывалась все ближе.