Шесть тетрадок

— Останьтесь! Останьтесь, вагон не резиновый!

Но никто не хотел оставаться, все лезли в вагон.

— Всё равно буду полярником! — сказал Мишка твёрдо. — Или лётчиком. Или пограничником.

— И я, — сказала я.

Кто такой царь Горох

Метро строилось. Теперь мы все хотели стать метростроевцами. В Москве стояло уже много деревянных буровых вышек. По городу ходили огромные люди в спецовках. Может быть, они только казались нам такими большими, потому что на них была толстая спецовка. А может быть, потому, что сами мы были ещё не очень большими, чуть повыше метростроевского сапога.

Шахта Метростроя огорожена забором, и, конечно, невозможно пройти мимо и не посмотреть в щёлочку.

Я стояла и смотрела, прикрыв щёки ладонями, чтобы лучше видеть. Конечно, я могла бы написать, что стояла там не я, а любой другой из наших ребят — Катя, например, или Леденчик. Каждый с удовольствием бы согласился постоять и посмотреть на котлован. Но зачем выдумывать? Там была в тот раз именно я. И я сама нашла ту щель в заборе, через неё так хорошо видно. И как раз по росту, не нужно даже подниматься на цыпочки.

Я стою у забора уже долго и вижу толстые провода и очень яркие голые лампы. Вагонетки, рельсы. Высокий помост — эстакаду.

У забора с той стороны остановились двое людей — высокий без усов и низенький с усами.

— Как это, не хватает молотков? — кричит высокий. — Ты это брось — не хватает! Что мы, как при царе Горохе будем проходить тоннель? Кайлушкой и лопатой? Ты не мастер после этого, а я не знаю кто.

Кто такой царь Горох? Надо будет спросить у Мишки. И разве при царе строили метро?

Усатый мастер сказал:

— Не бузи, Серёга. Нет молотков. Нет, — значит, будут. А пока — да, лопатой, кайлом. Ты комсомолец и пришёл по призыву. Ты, Серёга, такой прекрасный парень, что и голыми руками построишь метро. Иди в шахту, иди и не бузи.

Меня взяла за плечо рука.

— Разве здесь место для маленьких гражданок?

Дядя Коля Катаманов смотрел на меня.

— Зачем ты сюда бегаешь? Зашибить могут.

— Вы Катин папа, — сказала я. — Вот так ваш дом, а так наш. Дядя Коля, можно я с вами в шахту спущусь? Ну что особенного? Я буду слушаться и никуда не буду лезть без спроса. А?

— Выдумала. Никаких шахт. Вырастешь, тогда можешь работать на метро. У нас девчата работают — орлицы.

— «Вырастешь»! Очень обидно вы говорите. Когда я вырасту, метро давно построят.

— Напрасно беспокоишься. Первую очередь в будущем, тридцать пятом году сдадим. А потом будет вторая, третья и ещё, и ещё.

Он ушёл. Свет прожектора упал на плакат: «Слава ударной бригаде проходчиков Катаманова!»

Был вечер, тихо кружились лохматые снежинки. Я поймала одну на варежку, и она долго не таяла, так и лежала на ладони.

Метростроевцы шли работать в ночную смену. У них были молодые лица. Прошли две девушки в метростроевских комбинезонах, очень красивые. Из-за забора выглянул усатый мастер и сказал:

— Что ты здесь вертишься? Уходи сейчас же.

— Уйду, подумаешь. Я дяди Колина соседка, Катаманова. Вот так их дом, а так наш.

— Иди, соседка, кому я сказал?

Луна вышла из-за облака, её перечеркнули провода. Голубой снег лежал на тротуаре. Я побежала и старалась наступать на чистый снег, где ещё никто не ходил, чтобы мои следы оставались на снегу.

Шесть тетрадок

У Тани Амелькиной аккуратный портфель. Блестят металлические уголки, от никелированного замка отпрыгивают солнечные зайчики. В портфеле учебники, тетрадки, жёлтый пенал с тугой крышкой. А вот совсем новая тетрадка, толстая, в чёрном переплёте. Она вкусно пахнет клеёнкой.

Таня только вчера купила эту тетрадь и сразу нарисовала на каждой странице красную букву «М».

Она видела такую тетрадку у Мишки. Мишка принёс её в школу и сказал, что это будет летопись про метро. Он всем показал тетрадь, потом сел на свою парту и на каждой чистой странице стал рисовать красным карандашом букву «М».

Леденчик стоял возле парты и смотрел, как Мишка рисует. А потом сказал:

— Ну и что? Я себе тоже такую тетрадь куплю и тоже букву нарисую. У нас в книжном таких общих тетрадей сколько хочешь.

Подошёл Пучков:

— А я что, рыжий? Мишка будет летопись писать, а я не могу? Мне отец денег даст, и у меня будет тетрадка ещё получше твоей. Ставит из себя!..

И вот сегодня Таня идёт в школу пораньше, ей хочется похвалиться новенькой тетрадкой. Сейчас она сядет, раскроет её и сразу, на первой странице, напишет что-нибудь интересное.

Мишка уже в классе и Борис с чужого двора. А вот Пучков, Леденчик. Входит Катя Катаманова.

— Катя, смотри, у меня тетрадь, — говорит Таня.

— И у меня, — отвечает Катя и тоже вытаскивает из портфеля тетрадку.

— Подумаешь, — независимо усмехается Пучков и тоже кладёт на парту общую тетрадь в клеёнчатой обложке.

Борис — свою, Леденчик — свою. Теперь каждый может писать летопись метро.

— Каждый будет писать летопись, — говорит Пучков Мишке, — а не ты один. Писатель.

— Пиши, — отвечает Мишка. — Кто тебе не даёт? Ты своё пиши, а я буду своё писать.

Мишка, правда, ещё не знает, что записать в свою тетрадку. Он только нарисовал на уголках чистых страниц букву «М». А больше ничего у него не написано. Это очень трудно — на листе бумаги написать что-нибудь интересное.

Мишка сидит и задумчиво смотрит в стенку. Какой должна быть первая строчка? И вдруг Мишка слышит, как в тишине скрипит перо. Он оборачивается, сзади него сидит Катя и ровными буквами пишет на чистой странице: «Первая шахта метро появилась в Москве в тысяча девятьсот тридцать первом году».

Мишка прочитал и подумал: «А Катя молодец. Начинать надо с самого начала». И он написал в своей тетрадке на самой первой странице: «Первая шахта метро появилась в Москве в тысяча девятьсот тридцать первом году». Потом подумал и добавил сверху заглавие: «Летопись».

Пучков сидит в соседнем ряду. Интересно, что это он пишет? Мишка скосил глаза и прочитал: «Первая шахта метро появилась в Москве…»

Таня списала у Леденчика, Леденчик — у Бориса. Так каждый начал свою летопись.

В это время в класс вошла Антонина Васильевна. Она вошла, посмотрела на ребят и прошлась по классу.