Шесть великих идей

Западное понимание справедливости зародилось в античной Греции. Уже в диалогах Платона затрагиваются фундаментальные вопросы права, справедливости, рациональности и их соотношения друг с другом. Диспут между Сократом и софистом Фрасимахом иллюстрирует конфликт между натуралистскими и позитивистскими взглядами на закон и справедливость. Еще более интересными для исследователя являются рассуждения Платона (в «Государстве», а позднее — в «Горгии») о взаимосвязи между справедливостью и целесообразностью. Платон — философ, который настойчиво задает своим читателям два самых сложных вопроса, касающихся справедливости.

Первый из них заключается в том, почему мы вообще должны быть справедливыми. Только потому, что это рационально? Или потому, что справедливость к другим, даже без соответствующих указаний закона или государства, — неотъемлемый фактор достижения собственного счастья?

Второй вопрос ставит нас перед выбором: причинить несправедливость самому или пострадать от несправедливых действий других. Какой из этих двух вариантов следует выбрать? И почему?

ЧАСТЬ IV Эпилог Великие проблемы и вопросы

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ Идеи, проблемы, вопросы

В предыдущих главах я не настаивал на том, что нужно занимать определенную позицию и иметь собственную точку зрения на проблемы, здесь рассматриваемые.

Великие идеи были главным предметом противоречий в традиционной западной мысли, поэтому читатели должны понимать, что обсуждение шести идей представляет только одну точку зрения на них — хорошо обоснованную, базирующуюся на многих годах размышлений, но тем не менее только одну, против которой могут выдвигаться самые разные возражения.

В некоторых случаях я обращал внимание читателей на концепции, которые я нахожу ошибочными, и старался убедить читателя согласиться с моими оценками.

В некоторых случаях я представлял несовместимые друг с другом точки зрения и пытался показать, как могут быть разрешены конфликты, особенно когда полемизирующие стороны по определенному вопросу представляют половинчатые версии, которые могут быть совмещены. В других случаях я лишь указывал на вопросы, до сих пор оставшиеся без ответов, при этом представлял тот объем материала, который поможет в будущих поисках.

Я не углублялся в рассмотрение всех фундаментальных проблем и спорных вопросов, возникающих по поводу каждой из шести идей вот уже на протяжении двадцати пяти веков западной мысли. Причем я не ставлю себе это в вину. Такой исследовательский охват был бы чрезмерным для столь маленькой книги.

Институт философских исследований однажды предпринял такое исследование — в нем было задействовано более двадцати пяти специалистов, работающих единой командой. Изданные в 1958 и 1961 годах два тома, посвященные идее свободы, стали результатом шестилетнего изучения и бесконечных споров. Этот труд, состоящий из полутора тысяч страниц, был снабжен обильными ссылками; множеством цитат из работ авторов, чьи мнения оценивались и сравнивались; библиографическим списком, содержащим более пятисот пунктов. Наши ученые рассмотрели основные спорные моменты, каждый из которых содержал множество проблем. Исследование спора о свободе воли и свободном выборе, разбитое на четыре основные проблемы, занимало более трехсот страниц.

Я говорю обо всем этом, чтобы объяснить, почему анализ важнейших проблем и вопросов, касающихся истины, блага, красоты, свободы, равенства и справедливости, который я собираюсь предпринять в следующих двух главах, не будет исчерпывающим. Тем не менее даже краткий обзор нужен для понимания того, что должно быть сделано каждым, кто не захочет прерывать размышления на тему этих шести идей.

Для достижения необходимой краткости, за которую, я уверен, читатели будут мне благодарны, я должен буду внимательно подходить к выбору. Я отобрал те проблемы и вопросы, которые имеют самое непосредственное отношение к кругу проблем, рассмотренных в предыдущих главах. В некоторых немногочисленных случаях я попытаюсь показать, как может быть разрешен основной конфликт между конкурирующими теориями и как могут быть найдены ответы на важные вопросы.

Читатели, которые уже начали оспаривать и подвергать сомнению взгляды, высказанные мной на страницах этой книги, и те, кто только собирается сделать это при чтении двух оставшихся глав, надеюсь, продолжат обдумывать интересующие их проблемы и дальше. Исследование логических лабиринтов великих идей может стать не только бесконечным и напряженным процессом, но и увлекательным приключением, крайне полезным и приятным использованием своих интеллектуальных способностей. Не зря Платон назвал «драгоценным наслаждением» опыт философских рассуждений.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ Некоторые проблемы истины, блага и красоты

Определение истины как совпадения или согласия мыслей со словами и реальностью базируется на некотором числе принятых допущений.

Одно из них состоит в том, что мы предполагаем существование реальности, независимой от сознания человека и того, что он думает. Другое — в том, что реальность имеет определенный характер. Если она была бы полностью неопределенной, никакое из высказываний не могло бы считаться ни истинным, ни ложным, а любые диаметрально противоположные предположения о ней могли бы стать и истинными, и ложными одновременно.

Принцип противоречия не может быть основным правилом мысли, которому мы будем следовать в наших усилиях по достижению правды. Мы можем одновременно думать, что определенное положение дел существовало или не существовало, и никакое из этих предположений не будет предпочтительным для наших размышлений.

Отвергая существование правды и лжи, радикальный скептик должен непременно отрицать либо наличие независимой реальности, либо то, что она имеет определенный характер, с которым может совпадать или не совпадать то, что мы думаем. Очевидно, дойдя до таких крайностей, скептик обязательно начнет противоречить самому себе. Если он утверждает истинность своего высказывания, что не существует независимой реальности или что она не носит определенного характера, его собственная позиция не имеет под собой основы. Если он утверждает истинность своего отрицания, то сделать это он может только на основе, которая обязательно предполагает существование определения истины.

В случае, когда крайнего скептика не пугает опасность самопротиворечия, у нас остается всего два варианта: первый — прекратить разговор как очевидно бесполезный; второй — подвергнуть его позицию проверке практикой.

Практическая теория истины, убедительно сформулированная и обоснованная американским философом Уильямом Джеймсом [69] в начале XX века, часто неправильно истолковывалась как новое определение истины. Однако Джеймс, напротив, принял традиционную версию — так называемую теорию соответствия для истины и предлагал использовать полезные признаки или критерии для определения истинности или ложности данного выражения.

69

Уильям Джеймс (1842–1910) — американский философ и психолог; один из основателей и ведущий представитель прагматизма и функционализма.

Практическая точка зрения, что мнение истинно, если оно функционирует, и ложно, если не работает, не говорит нам ничего о том, что можно назвать истиной, но только о том, является ли рассматриваемое мнение истинным или ложным. Человек в лодке, спускающийся вниз по реке, может считать, что до опасного порога более шести километров, в то время как до него остается всего полтора. Если он положится на это мнение и решит вздремнуть, то его путешествие закончится катастрофой. Ложность его представлений ярко проявляется в том, что оно работает так, как ожидается. Мнение проходит проверку практикой, если оно совпадает с истинным положением вещей, следовательно, оно работает так, как должно. Прежде всего это проверка истины, а не определение того, в чем она состоит. Радикальный скептик начнет предполагать, что он может отрицать теорию соответствия, но может ли он отрицать практическую проверку?