Шестьдесят рассказов

Внезапно применив вертолеты и ракеты, мы убили на юге массу противников, но вскоре выяснилось, что все убитые нами - дети, а с севера и с востока и из прочих мест, где есть дети, готовящиеся к жизни, приходят другие им на замену. «Раздевайся,- мягко сказала мисс Р. в белой, желтой комнате.- Это комиссия по помилованию. Ремень и ботиночные шнурки положи отдельно». Я положил отдельно ремень и ботиночные шнурки, а затем взглянул (падающий с огромной высоты дождь разбивал тишину и ясные, аккуратные ряды домов на застроечных участках) в их дикие, черные глаза, на краску, бусы и перья.

КАРТИНЫ РЫДАНИЙ МОЕГО ОТЦА

Некий аристократ ехал в своем экипаже по улице.

Он задавил моего отца.

* * *

После церемонии я пошел домой. Я пытался понять, почему умер мой отец. Затем я вспомнил, что его задавило экипажем.

* * *

Я позвонил своей матери по телефону и уведомил ее о смерти отца. Она сказала, что это даже к лучшему. Я был того же мнения. Последнее время жизнь радовала его все меньше и меньше. У меня возникла идея найти того аристократа, чей экипаж его задавил.

Говорят, было несколько свидетелей.

* * *

И все же, как знать, мой ли это отец сидит здесь посреди кровати и плачет.

Возможно,это кто-либо иной - почтальон, человек, который доставляет продукты из бакалейной лавки, стра ховойагент, налоговый инспектор, как знать. Следует, впрочем, заметить, что он похож на моего отца. Сходство очень сильное. Он не улыбается сквозь слезы, а хмурится сквозь них. Помню случай на ранчо, когда мы занялись отстрелом рогоносцев (злосчастные плоды мимолетного романа рогатой гадюки с девятиполосным броненосцем). Мой отец выстрелил, промахнулся, сел на землю и заплакал. Этот плач очень похож на тот.

– Ты видела это своими глазами?

– Да, но не то чтобы все. Сперва я стояла туда спиной и только в конце повернулась.

Свидетельницей была девочка лет одиннадцати или двенадцати. Она живет в очень бедном квартале. Трудно ожидать, чтобы кто-либо придал ее показаниям серьезное значение.

– Ты можешь припомнить, как выглядел человек в экипаже?

– Он выглядел как аристократ,- сказала девочка.

Первая свидетельница заявила, что человек в экипаже выглядел «как аристократ». Возможно, это - ложное впечатление, создаваемое экипажем, как таковым. Любой человек, сидящий в изящном экипаже с кучером на козлах и, возможно, парой лакеев на запятках, кажется похожим на аристократа. Я записал ее имя и попросил сообщить мне, если она вспомнит что-нибудь еще. Я дал ей конфет.

* # *

Я стоял на площади, где погиб мой отец, и расспрашивал проходивших мимо людей, не видел ли кто-либо из них недавнее происшествие, а если нет, то не знают ли они кого-либо, кто видел. Меня не оставляло горькое ощущение тщетности всех этих стараний. Даже если я найду человека, чей экипаж раздавил моего отца, что я ему скажу? «Вы убили моего отца»,- «Да,- скажет аристократ,- но он выбежал прямо под копыта лошадей. Мой кучер пытался остановиться, но все произошло слишком быстро. Что-либо сделать было не в силах человеческих». А затем, возможно, он протянет мне кошелек, набитый деньгами.

* * *

Человек, сидящий посреди кровати, очень похож на моего отца. Он плачет, по его щекам струятся слезы. Видно, что он чем-то огорчен. Глядя на него, я понимаю, что тут что-то не так. Он извергает слезы как пожарный гидрант с отшибленным краном. Его жалобные вопли заполняют весь дом, рвутся наружу. Вконец расчувствовавшись, я прижимаю руку к груди и говорю: «Отец». Это ничуть не отвлекает его от стенаний, которые то взмывают оглушительным визгом, то спадают до детского хныканья. Его диапазон огромен, его амбиции соизмеримы с диапазоном. Я снова говорю: «Отец», но он вчистую меня игнорирует. Бежать нужно отсюда, бежать, не знаю только - сейчас или чуть позже. Иногда он затихает, становится серьезным и суровым. Я держу входную дверь открытой и стараюсь, чтобы между мной и дверью не было никаких препятствий, мой «мустанг» ждет с заведенным мотором. Но вполне возможно, что совсем и не мой это отец сидит там и плачет, а чей-то чужой. Отец Тома, отец Перси, отец Пэта, отец Пита, отец Пола. Надо использовать какой-нибудь тест, анализ речевого спектра или

* * *

Мой отец подбросил свой клубок. Оранжевая шерсть

зависла между кроватью и потолком.

* * *

Мой отец внимательно изучает блюдо с розовыми глазированными кексами. Затем он тычет большим пальцем в верхушку одного кекса, другого. Кекс за кексом.

По лицу каждого кекса расползается широкая улыбка.

* * *

Затем некий человек рассказал, что он слышал, как два других человека обсуждали этот несчастный случай. В лавке. «В какой лавке?» Человек показал мне ее, это была мануфактурная лавка, расположенная на южной стороне площади. Я тут же пошел в лавку и приступил к расспросам. «Так это что, твой, что ли, был отец? Да уж, ловкость у него была еще та»,- откликнулся из-за своего прилавка продавец. Однако стоявший неподалеку покупатель (хорошо, даже элегантно одетый господин с золотой цепочкой, свисающей из жилетного кармана) был совершенно иного мнения. «Во всем виноват кучер,- твердо сказал этот господин.- Он просто не дал себе труда придержать лошадей»,- «Чушь,- сказал продавец,- да ни в жизнь бы он не смог. Вот если бы твой отец не был пьяным…» - «Он не был пьян,- сказал я,- Я прибыл на место происшествия почти сразу и точно знаю,

что от него не пахло спиртным».

* * *

Это правда. Сотрудник полиции, приехавший ко мне с печальным известием, согласился подвезти меня к месту происшествия. Я склонился над чуть не в лепешку раздавленным отцом и приложил свою щеку к его щеке. Его щека была совсем холодная. Спиртным от отца не пахло, зато кровь из его рта измазала воротник моего пиджака. Я спросил стоявших вокруг людей, как это все случилось. «Его переехало каретой»,- ответили люди. «А кучер остановился?» - «Нет, он хлестнул лошадей, промчался до конца улицы, а затем свернул за угол, к Новой Королевской площади»,- «А вы не знаете, случайно, чья карета…» - «Нет,- сказали они,- не знаем». Я занялся предпохоронными хлопотами. И только несколькими днями позднее у меня появилась мысль найти ехавшего в карете аристократа.

* * *

За всю свою жизнь я ни разу не имел дела с аристократами, я даже не знал, в какой части города проживают они в своих огромных домах. Так что даже найди я кого- либо, кто видел происшествие и сумел бы опознать аристократа, сидевшего в экипаже, даже тогда передо мной встала бы другая задача: найти дом этого аристократа и получить туда доступ (и даже в таком случае - а вдруг он будет в отлучке? Скажем - за границей).

– Нет,- сказал господин с золотой цепочкой,- во всем виноват кучер. Даже если ваш отец был пьян - я не знаю, так оно или не так, потому что не обладаю на этот счет никакой информацией, - но даже если ваш отец и вправду был пьян, это совсем не снимает вины с кучера, который мог бы сделать для предотвращения несчастного случая гораздо больше. Карета протащила его добрые сорок футов.

А ведь и правда - я сразу заметил, что одежда отца изодрана весьма характерным образом.

– И вот еще что,- сказал продавец,- не ссылайтесь, пожалуйста, на меня, но я хорошо запомнил одно важное обстоятельство. На кучере была сине-зеленая ливрея.

* * *

Он - чей-то отеЦ. Насчет этого нет никаких сомнений. Седина в волосах. Одутловатое лицо. Сутулые плечи. Дряблый живот. Слезы. Слезы. Слезы. Слезы. И опять слезы. Судя по всему, он не намерен сворачивать с этой слезистой стези. Все имеющиеся факты ясно указывают, что он запрограммирован на рыдание. Подумает о чем-нибудь, все равно о чем,- и тут же рыдает. О люди, люди! Но мне-то чего здесь сидеть? Зачем смотреть? Зачем медлить? Почему я не бегу? Зачем подвергаю себя? Я мог бы находиться в ином месте, читать книгу, смотреть телик, засовывать большой корабль в маленькую бутылочку, отплясывать «свинью». Мог бы толкаться по улицам, щупать одиннадцатилетних девочек, одетых в солдатские обноски, они здесь тысячами, неотличимые друг от друга, как грошовые монетки, я мог бы… Ну почему, почему он не встанет, не приведет в порядок свою одежду, не вытрет лицо? Он старается поставить нас в неловкое положение. Ему нужно внимание. Он пытается вызвать к себе интерес. Возможно, он хочет холодный компресс на лоб, возможно, он хочет, чтобы его держали за руку, чтобы ему растирали спину, разминали шею, чтобы его ласково похлопывали по запястью, умащивали его локти драгоценными маслами, расписывали ногти на его ногах миниатюрными изображениями Господа, благословляющего Америку. Не буду я этого делать.

* * *

Лицо моего отца обвязано красной банданой, я не вижу ни носа его, ни рта. Он вскидывает правую руку, направляет на меня водяной пистолет и говорит: «Руки вверх».

Однако сине-зеленая ливрея - далеко не редкость. Синий сюртук с зелеными брюками или наоборот; увидев кучера, одетого в такую ливрею, я не обратил бы на него особого внимания. Ну да, конечно, по большей части ливреи бывают либо синие с охристо-желтым, либо синие с белым, либо синие с синим же, но чуть потемнее (для брюк). Но в наши дни совсем не редкость слуга, по- обезьяньи копирующий более утонченную цветовую комбинацию, используемую его хозяином. Я встречал на лакеях даже красные брюки, хотя раньше, по неписаному, но строго выполнявшемуся соглашению, красные брюки были исключительной привилегией аристократов. Так что цвета кучерской ливреи не имели такого уж большого значения. И все же лучше иметь что-то, чем ничего. Теперь я могу бродить по городу, особенно по конюшням, винным лавкам и прочим подобным местам, устремляя внимательный, настороженный взгляд на ливреи собирающихся там лакеев. Вполне возможно, что далеко не один господин благородного происхождения одел свои слуг в синие с зеленым ливреи, однако, с другой стороны, крайне сомнительно, чтобы таких господ нашлось хотя бы полдюжины. Так что в действительности продавец из мануфактурной лавки снабдил меня хорошим ключом, если только иметь достаточно энергии,