Шестнадцатые звездные войны

Сейчас он взбирался на небольшой откос, вздымая клубы вулканической пыли, которую ветер быстро уносил прочь. Мелкий песчаник крошился под его весом. Сильный западный ветер яростно ревел за его армированными боками, рвался в окна и световые люки, безуспешно пытаясь ослепить машину и тех, кто был внутри. Но решительность тех, кто вел машину, в сочетании с надежным двигателем продолжала толкать ее вверх по склону. Двигатель успокаивающе гудел, а его воздушные фильтры неустанно работали, борясь с потоками пыли и песка, стремившимися попасть в священное нутро. Машина нуждалась в чистом воздухе не меньше, чем ее обитатели.

Гораздо меньше страдая от внешних условий, чем его машина, Расс Джорден имел безошибочный вид человека, который провел больше, чем просто часть своей жизни, на Ахеронте. Побитый ветром и плохой погодой. В меньшей степени это описание относилось к его жене Энн, и совсем не подходило к двум их детям, которых то и дело подбрасывало вверх в задней части большой центральной кабины. Тем не менее им как-то удавалось сновать среди мешанины из портативного оборудования и упакованных вещей и при этом не разбиться о стенки. Их предки в раннем возрасте учились скакать на том, что называется лошадью. Действие вездехода не очень отличалось от тех движений, с которыми приходилось иметь дело, сидя на спине этого четвероногого животного, и дети научились ездить на нем тогда же, когда они научились ходить.

Их одежда и лица были покрыты пылью, несмотря на практически непроницаемый корпус машины. Это было неизбежно на Ахеронте. Не имело значения, как тщательно вы укрывались от пыли, она все равно проникала в машины, учреждения, дома. Один из первых поселенцев нашел для этого явления название, которое было скорее образным, чем научным. Он назвал это «частичным проникновением». Ахеронтская наука. Наиболее впечатлительные поселенцы настаивали на своей гипотезе о том, что пыль Ахеронта является чувствующей субстанцией, что она подстерегает и ждет того момента, когда двери или окна приоткроются, чтобы проникнуть внутрь. Домохозяйки шутливо спорили о том, что быстрее: выстирать одежду или выколотить ее.

Расс Джорден управлял массивным вездеходом, объезжая слишком крупные валуны и прокладывая тропу через узкие расщелины в плато, по которому они поднимались. Его усилия поддерживало непрерывное попискивание локатора. Оно становилось громче с приближением к источнику электромагнитных колебаний, но он не хотел убавлять громкость. Каждый звук сам по себе был мелодией, как позвякивание старых кассовых аппаратов. В то время как муж управлял машиной, жена следила за состоянием вездехода и систем жизнеобеспечения.

— Посмотри на этот жирный, сочный магнитный профиль. Джорден постучал пальцем по небольшому прибору справа от себя.

— И все это мое, мое, мое! Лидекер говорит, что Симпсон сказал так, и у нас это записано. Теперь они не смогут отобрать это у нас. И даже Компания не сможет отобрать это у нас. Мое, все мое.

— Половина — моя, дорогой, — его жена взглянула на него и улыбнулась.

— И половина — моя!

Это радостное осквернение основ математики исходило от Ящерки, дочери Джордена. Ей было шесть лет и энергии у нее было больше, чем у обоих ее родителей вместе с вездеходом.

Ее отец усмехнулся, не отрывая глаз от панели управления:

— У меня слишком много партнеров!

Девочка играла со своим старшим братом, пока ей не надоело.

— Тиму скучно, папа. И мне тоже. Когда мы вернемся в город?

— Когда разбогатеем, Ящерка.

— Ты всегда так говоришь.

Она вскочила на ноги, ловкая и подвижная, как настоящая ящерица.

— Я хочу назад. Я хочу играть в Лабиринт Чудовищ.

Ее брат повернулся к ней.

— На этот раз ты можешь играть сама с собой. Ты слишком жульничаешь.

— Нет, — она уперлась в бока маленькими кулачками. — Я просто лучше играю, а ты завидуешь.

— Неправда. Ты прячешься в таких местах, куда я не могу пролезть.

— Ну и что? Потому я и выигрываю.

Мать улучила момент и сказала им, оторвавшись от своих мониторов и показаний приборов:

— Прекратите. Если я увижу, что вы оба снова играете в вентиляционных трубах, я вас выпорю. Это не только против правил колонии, но и опасно. Что, если один из вас оступится и свалится в вертикальный ствол?

— Ну, мам. Мы не такие неловкие. И потом, все дети так играют, и никто еще не пострадал. Мы же осторожно.

На лице девочки вновь появилась улыбка.

— А я играю лучше всех, потому что нахожу такие места, какие никто не может найти.

— Как маленький червяк, — брат показал ей язык.

Она передразнила его.

— Ага, ага! Завидуешь, завидуешь!

Он хотел схватить ее. Она взвизгнула и спряталась за переносный анализатор руды.

— Слушайте, вы двое!

В голосе Энн Джорден было больше нежности, чем гнева.

— Постарайтесь успокоиться хоть на две минуты, хорошо? Мы здесь уже почти закончили. Скоро поедем в город и…

Расс Джорден приподнялся со своего кресла, вглядываясь сквозь ветровое стекло в песчаную пелену. Детская ссора на время затихла, и его жена присоединилась к нему.

— Что это, Расс?

Она положила руку на его плечо, стараясь устоять на ногах, так как машина накренилась влево.

— Там что-то есть. Тучи на секунду разошлись, и я увидел это. Не знаю, что, но что-то большое. И оно — наше. Твое и мое — и детей.

Вездеход остановился неподалеку от чужого космического корабля, рядом с которым он казался карликом. Две арки из металлизированного стекла взмывали вверх, но их изящные линии вызывали какое-то тревожное чувство. Издали они напоминали руки лежащего ничком мертвого человека, оцепеневшего в ожидании ужасной смерти. Одна была короче другой, но это все-таки не нарушало странную симметрию корабля.

Его дизайн был таким же чужим, как и его материал. Казалось, он не построен, а выращен. Гладкая выпуклость корпуса и сейчас имела особенный стеклянный блеск, который не смогли повредить ветры Ахеронта.

Джорден поставил вездеход на тормоз.

— Люди, нам крупно повезло. Энн, доставай комбинезоны. Интересно, может ли кафе Хадли синтезировать шампанское?

Его жена стояла рядом, вглядываясь сквозь толстое стекло в Очертания корабля.

— Давай обследуем его, прежде чем праздновать, Расс. Может быть, мы уже не первые.

— Ты что, смеешься? Здесь никто не был, на этом плато. Снаружи никаких отметок. Никто здесь не был до нас. Никто! Все здесь — наше. Он направился в заднюю часть кабины.