Шестое чувство

Она послушно нажала кнопку «Talk» на переносном телефоне и поднесла трубку к уху:

– Да, слушаю.

Молчание. Я подняла на Нину Алексеевну взгляд напряженно прищуренных глаз, и она проговорила:

– Почему так поздно звоните? Говорите же! Алло! Алло! Говорите!

Молчание. Нина Алексеевна судорожно сглотнула, и у нее вырвалось:

– Да не молчи ты! Так и говорите, что с Ромой что-то случилось, что он умер, или что вы требуете выкуп, или еще что-нибудь… – Она резко оборвала свою фразу.

В трубке возник какой-то шуршащий звук, а потом один за другим полились короткие гудки. Звонивший снова не пожелал что-либо сказать. Нина Алексеевна опустилась на диван, закрыла лицо руками. Вошел Сергей Георгиевич – он тоже все слышал – и бросился к жене: она сидела, скорчившись и подрагивая узкими плечами – как будто от рыданий, но она не плакала, ее тело сотрясал озноб.

– Нина Алексеевна, – проговорила я. – Выпейте успокоительного. Да… Сергей Георгиевич… вы…

Она высвободила лицо из ладоней:

– Ну, что вы об этом думаете?

Я мягко повела плечами:

– Пока ничего определенного сказать не могу. Звонок в два часа ночи поступил, да. Это подтвердилось. Осталось узнать только, откуда звонили. Если удалось определить, конечно. Босс наверняка связался с кем нужно и теперь отслеживает звонки на ваш номер.

– Но каким образом… – начал было Белосельцев, но тут же осекся: телефон зазвонил снова. Правда, на этот раз не домашний, а мой мобильный. Это наверняка был Родион Потапович.

– Да!

– Мария, попытка определить, откуда звонили, не удалась, – прозвучал глуховатый голос Шульгина. – Странно. Даже если бы набирали Белосельцевых из телефона-автомата, то это все равно можно было определить. А тут – ничего. Как будто звонили… гм… – Босс кашлянул, а я подхватила:

– Откуда? Договаривайте уж.

– Да что тут договаривать? Глухо, словно действительно звонили с того света. Или у звонившего очень хорошая аппаратура, позволяющая заметать следы. Но я не вижу смысла в таких серьезных предосторожностях. Ведь опять промолчали!

– Да.

– Белосельцевых накручивают, это совершенно очевидно. Причем делают это умело как с технической, так и с психологической точки зрения. Как там жена Сергея Георгиевича?

Я краем глаза взглянула на неподвижно сидящую Нину Алексеевну и отозвалась:

– А вы как думаете?

– Да, подумать есть о чем, – сказал Родион Потапович. – Только сдается мне, что разгадка всего дела – самая что ни на есть простая. Обычно так и происходит с теми проблемами, которые первоначально выглядят устрашающими.

– По-моему, нет никаких оснований применять слово «устрашающий», – ответила я.

– По-моему, тоже. Но все-таки я привык прислушиваться еще и к интуиции. А согласись, Мария, что есть тут что-то дьявольское. Откровенно говоря, у меня мороз шел по коже, когда я читал ту записку, которую еще порывался отнять у меня Белосельцев. Нагромождение безграмотных фраз, и вот такой эффект. Да уж!

И, выдав это глубокомысленное «Да уж!», босс дал отбой, откровенно огорченный.

– Ну что? – спросил меня Сергей Георгиевич.

– Откуда звонили, определить не удалось. Слишком малая продолжительность соединения. К тому же звонившие, по-видимому, люди предусмотрительные. Они учли возможность того, что будут отслеживать их звонки, – я одну за другой нагромождала эти трескучие фразы, чтобы скрыть собственную неловкость. Не знаю, но если честно – я рассчитывала, что Родион сумеет определить, откуда звонили. Не получилось.

– Ладно, – выпрямляясь, произнесла Нина Алексеевна, – давайте спать. Сегодня уже не позвонят.

Глава 7

Я вернулась в офис утром. В голове плыл легкий туман, руки и ноги работали словно независимо от меня, как хорошо смазанный механизм – это я чувствую всякий раз, когда провожу бессонную ночь. А в эту ночь я так и не заснула: рассматривала семейные альбомы Белосельцевых, из соседней комнаты доносился храп Сергея Георгиевича, съевшего лошадиную дозу снотворного, а рядом со мной привидением сидела Нина Алексеевна и тревожно смотрела, как мелькали в моих пальцах фотографии и страницы очередного семейного альбома. Она ничего мне не говорила, да я, откровенно говоря, и не нуждалась в ее комментариях к фото.

Наутро в офисе я застала не только босса и шарпея Счастливчика, совершенно не замечающих существования друг друга, а еще и третьего, которого я не знала.

Третий был высоким худощавым мужчиной лет тридцати с хвостиком, с узким загорелым лицом и очень приметным носом. Голубые глаза выглядели неожиданно светлыми и яркими в сочетании со смуглой кожей и темными, аккуратно причесанными (в отличие от Родиона и от Сергея Георгиевича Белосельцева) волосами. Волосы были не только причесаны, но и закреплены гелем с эффектом «мокрые волосы». Мужчина потрясал в воздухе указательным пальцем. В тот момент, когда я вошла, он говорил высоким, чуть хрипловатым баритоном, в котором проскальзывали откровенно саркастические нотки:

– Честно говоря, я не вижу, вокруг чего тут стоило бы городить огород. Дело не стоит и выеденного яйца, если посмотреть на него в ракурсе пропажи этого вашего… Романа Белосельцева. Таких пропаж фиксируется по Москве… огромное количество, видишь ли.

Родион морщился, но слушал. Он откровенно обрадовался, когда появилась я – сначала на экране видеофона, а потом и непосредственно в кабинете. При моем появлении проклятый пес Счастливчик пулей выскочил из кабинета. Пес меня не любит. Я отвечаю ему тем же.

Длинный носатый мужчина, рассуждающий о ракурсах и огородах, повернулся ко мне и медленно обозначил на узком лице улыбку. Поочередно, один за другим, открывались зубы, выглядевшие гротескно – золотая коронка, зуб, золотая коронка, зуб. Как частокол, в котором перемежались белые и желтые колья.

– Мария, познакомься, – сказал Родион, с усилием вставая из-за своего стола, а через секунду (зачем вообще поднимался?) падая обратно. – Это мой хороший знакомый, он работает в прокуратуре нашего округа.