Шестое чувство
Шрифт:
Последнее слово осталось-таки за ней! Век будут помнить.
Не успела Симка насладиться победой, как над столом горой навис Антон:
– Сворачивайся, соседка, поехали. – Взять бы тебя за шкирку и вытолкать взашей, читалось в его взгляде.
Симка снизу вверх смотрела на выбритый подбородок Квасова и не двигалась.
– Ты сегодня сам на себя не похож. Куда делся твой стильный камуфляжный прикид?
– Сдал в химчистку.
– А-а! Так ты еще и аккуратист?
Соседка уже бесила Квасова. Антон лелеял мечту уйти из заведения с податливой девочкой, Натали: Витька пригласил для него такую карамельку – одалиску,
– Слушай, – Симка хмыкнула, вспомнив что-то забавное, – а здесь что, правда гей-клуб?
– Ты все-таки нарвешься сегодня, – пообещал Антон.
Серафима поджала губы. Захотелось побольнее ужалить стратегического врага.
– Если это не гей-клуб, то вали отсюда, не отсвечивай, может, я кого-нибудь подцеплю, – наконец, произнесла она томным голосом и снова потянулась к коньяку.
Ладонь Антона сжала вытянутое горлышко графина.
– Я же сказал – хватит.
Симка выдала свою лучшую улыбку:
– Да, мой господин.
Против воли губы Антона растянулись в улыбке, лицо приняло самодовольное выражение. «Господин», вопреки ожиданию, лег на душу.
«А она ничего так себе». Под влиянием «господина» Антон согласился признать очевидное, сделал знак официанту и распорядился хозяйским тоном:
– Рассчитай-ка девушку.
– Минуту. – Вышколенный парень исчез из вида.
Симка оглядела стол, выбрала закуску, подцепила на вилку и отправила в рот.
– Поем, тогда и поеду, – поделилась планами Сима.
Антон с удивлением обнаружил на столе не менее десятка блюд. Рыба, мясо, колбасы, грибы, оливки и маслины, соусы, три салата – Симка, похоже, собиралась всерьез предаться пороку чревоугодия.
– А тебе не вредно столько есть, соседка?
– Мне – не вредно.
Мать семейства снова потянулась к графину.
– Хватит, – снова вмешался несносный сосед.
Телефонная трубка рядом с Симкиной тарелкой яснее ясного говорила: папаша ребенка должен выйти на связь.
– Ждешь звонка? – Квасов не узнал своего голоса – столько в нем было незнакомых оттенков.
В отличие от Квасова Симка моментально разложила на составляющие эти оттенки: кроме любопытства, имели место ревность, сочувствие и робкое заигрывание. И еще нечто такое, от чего из глаз фонтаном брызнули слезы: слабенькая, как недоношенное дитя, надежда. Надеждюшечка.
Ну вот, не хватало только истерики, подумал Квасов.
Реветь в заведении, где полно людей, – просто глупость. К тому же это пьяные слезы. А женские пьяные слезы в заведении – это уже совсем дурной тон. С манерами, в самом деле, у соседки напряженно. Приехала в ресторан одна, без спутника… «Незнакомка», епэрэсэтэ.
Эх, не его она жена… Антон усилием остановил себя.
Не стоит заниматься самообманом. Статистика подтверждает: каждый четвертый участник боевых действий получает прицепом статус бывшего мужа. Нельзя осуждать за это простых тетех: ветеран не похож на обычного рядового мужа с его футболом, пивком, рыбалкой, грязными носками и торопливым совокуплением по утрам. Здесь все гораздо круче. К грязным носкам, рыбалке, пиву, футболу и торопливым совокуплениям прилагается скверный характер человека, неспособного к уступкам.
– Давай
вставай, поедем домой, – заерзал Антон.– Ага, – высморкалась в салфетку Симка, – сейчас все брошу и пойду. Посмотри, сколько я всего заказала. Слушай, Антон-как-тебя-там, посиди со мной, а?
– Квасов Антон Васильевич, – представился Антон.
– Давай, Антон Васильевич, выпьем, а то от одного твоего вида слезы наворачиваются, а я плакать не планировала сегодня. – Симка подвинула соседу чистый фужер и тарелку, которую между делом освободила от колбасной нарезки.
– Ничего себе – слезы наворачиваются! Да ты только что ревела в три ручья, – заметил Антон.
– Ой! – махнула вилкой Сима. – Подумаешь, всплакнула. Реветь – это совсем другое. Это процесс длительный, часа на три, не меньше.
Все-таки женщины – существа с другой планеты. Нормальная мужская слеза бывает скупой. А женская слеза – такого даже выражения не существует. Применительно к женщине слово «слеза» употребляется только во множественном числе: фонтаны, реки, потоки, водопады, моря.
– Если не хочешь выхватить – собирайся, – напомнил Антон.
– Квасов, давай выпьем на дорожку.
Антон не заставил себя упрашивать, разлил коньяк (не по-братски: себе больше, соседке – меньше), сделал маленький глоток и посидел, прислушиваясь к послевкусию. Коньяк был, определенно, хорош.
Однако… Эта штучка, его соседка, привыкла пить и есть по-царски.
Квасов из вредности опрокинул содержимое фужера прямо в желудок – как водку.
– Ну кто так пьет коньяк, Квасов, – вздохнула Симка, – колхоз ты «Красный богатырь».
Антон угрожающе задвигал стулом.
Плевал он на церемонии и политесы с высокой колокольни, и на эту дуру с выводком детей плевал. Пусть сама разбирается с Витькой.
– Разливай по последней, на посошок, – махнула рукой Симка, не обращая внимания на зверскую физиономию соседа.
– Сама разольешь.
– Я думала, ты мужчина. «Думала – мущина, что за чертовщина», – дурным голосом проорала Симка, изображая Бабу-ягу из мультика.
Ухмыляющийся официант положил на угол стола открытку с чеком, Симка полезла в сумочку-клатч.
Квасов побагровел. Сидел, точно кол проглотил, и не смел возразить – у него в кармане сиротливо скрутились две купюры достоинством в тысячу. Эти две тысячные уличали Квасова в несостоятельности. На пиво, такси и, может, еще на креветки ему хватило бы. На большее – нет, да он и не рассчитывал сегодня тратиться на дорогую телку… И уж тем более, на соседку – названую сестру.
– Вставай, уходим, – очнулся Квасов, лишь только официант отошел от стола.
– Никуда я не пойду, – заартачилась Симка, – я есть хочу.
И, демонстрируя нешуточный метаболизм кормящей матери, Симка налегла на горячее.
Соседка уплетала с таким аппетитом, что Квасов моментально ощутил острый приступ голода: он даже не успел толком выпить, не говоря о том, чтобы закусить. Так хотелось плюнуть на все, вернуться за стол к своим, где в одиночестве грустила Натали, одалиска, скромница и прелестница, а не возиться с соседкой. Но кто знает, что взбредет в голову этой дурочке Юн-Ворожко? После коньяка шустрая соседка могла выкинуть какое-нибудь новое коленце, а он дал Виктору слово, что она больше не возникнет и не возмутит спокойствие ветеранов запрещенными танцами либо провокационными высказываниями.