Шестой этаж пятиэтажного дома

— Был в командировке в Тбилиси, — съязвил он и пожалел.

Она как-то сразу погасла. Ведь не могла она не помнить, что сама рассказала Зауру об амурных делах своего мужа, которые тот называл «командировкой в Тбилиси». И он воспользовался в общем-то запрещенным приемом…

Тахмина грустно покачала головой.

— Как знаешь, — сказала она. — Я хотела показать тебе красивый вид, а ты за что-то взъелся на меня. Непонятно, почему?

— Но как же мы пройдем на балкон? Ворота-то заперты, — сказал он, пытаясь дружелюбным тоном смягчить бестактность. И, как ни странно, подействовало.

— А это уж твоя забота, — озорно сказала Тахмина. — Ты что, в детстве ни разу не лазил на чужие дачи воровать виноград? К тому же ты спортсмен…

Он ухватился за этот полушутливый тон и, ощущая почти физическую потребность в какой-нибудь разрядке, перепрыгнул во двор, изнутри открыл калитку жестом хорошо обученного пажа, и Тахмина, имитируя повадку королевы, переступила порог.

С косого балкона они полюбовались видом, потом отошли и наткнулись на кучу стоптанной летней обуви.

— Ой, посмотри, какие босоножки, — сказала Тахмина. — Ты знаешь сестру Спартака?

— Фиру? Конечно, она же наша соседка. А что?

— Ничего. Я слышала, красивая девушка., - Не знаю, не приглядывался, буркнул Заур, но вспомнил, что к Фире-то он относился скорее с симпатией, чем с неприязнью, а вернее всего, никак не относился, в отличие от других членов семейки (он про себя всегда так и называл их — «семейка»), и добавил, что Фирангиз как раз единственное нормальное существо в этом зверинце. Во всяком случае хоть молчит, рта не раскрывает.

— А ты их, кажется, не любишь? Ах, да, я и забыла, соседи ведь. Принципиальные разногласия коммунальной кухни: кто насыпал соль в наш суп?

— Кстати, и у нас, и у них не коммунальные кухни, а изолированные.

— Ну, тогда, конечно, другой уровень принципиальных разногласий: Муртузовы купили шведский гарнитур, а у нас, у Зейналлы, все еще арабская мебель.

— И долго ты будешь упражняться?

— Ну, не обижайся, миленький! — Она полной грудью вдохнула предвечерний воздух. — Как хорошо! Заур закурил.

— Дай мне тоже. Впрочем, нет, не надо, подышу лучше. И ты брось, не отравляй легкие.

Он придавил огонек и вложил сигарету обратно в пачку.

— Эх, Зауричек, Зауричек, хороший ты мальчик!

— Но ты так и не сказала, почему это наша последняя встреча и почему мы должны расстаться.

— Почему? — переспросила она и пожала плечами. — Долго объяснять. Хотя бы потому, что мы можем влюбиться Друг в друга. По крайней мере я. А уж это было бы ни к чему. Ни тебе, ни мне. И вообще… Зачем осложнять себе жизнь?

«Все точно, — подумал Заур. — Зачем ее осложнять?»

— Но ведь, — сказал он, — как выяснилось, ты застрахована от любви. Мы не первый день встречаемся, и все слава богу. Ты не влюбилась. Значит, с тем же успехом можно встречаться еще… много лет…

— А ты?

— Что я?

— Ты влюбился?

— Ну конечно. Я же с самого начала признался тебе в любви.

— Признаваться в любви и любить в самом деле — вещи разные. И потом, это было в начале, ну… до того, как мы сблизились. Тогда ты объяснился в любви, чтобы покорить меня. Но теперь, когда ты… ну, достиг своего, ты способен хотя бы на словах уверять, что любишь меня?

— Ну конечно же! Ты моя любовь, жизнь…

Он говорил, чувствуя, что произносит совершенно полые слова, их не спасал даже иронический тон, и она перебила его:

— Не надо, Заур. Перестань. Тошно как-то. Хватит трепаться. Поговорили и хватит.

Он коснулся рукой ее лица. Она задержала его руку, прижала к глазам, потом отстранила и посмотрела на ладонь Заура так, будто видела ее впервые.

— Какие у тебя большие руки, Зауричек, — сказала она.

Откуда-то издалека донесся гудок электрички и долго таял в тишине и покое.

Указательным пальцем провела она по тыльной стороне его ладони — мягким, кошачьим движением, слегка царапая, и неожиданно сказала:

— Хочешь, я тебе погадаю?

— А ты умеешь?

— Конечно. Давай сюда руку.

Заур раскрыл ладони. Тахмина взяла его руки в свои.

— Правая рука — это прошлое и настоящее. Она действует. Левая бездейственна — это то, что еще будет, то, что заложено, запрограммировано, как сейчас говорят. Линии означают счастье, ожидание, талант, печаль, одиночество, способность к неожиданным поступкам. Посмотрим, что там у тебя. Ну вот, у тебя есть линия славы, она берет начало от линии луны, то есть сулит больше воображаемого, чем реального. Но она сливается с реальностью. Так. Вот постоянная линия. Ого. Двое, даже трое детей, причем два мальчика.

— Ты и это можешь отгадать?

— Конечно. Видишь вот эту линию? Так, посмотрим дальше. У тебя есть способность переключать чувства на работу. Склероз тебе не угрожает, вот четкая линия ума с маленьким, совсем-совсем крошечным уклоном в фантазию. Будешь любить жизнь до глубокой старости. Будешь покровительствовать другим в неблагоприятных для них обстоятельствах. Богатства нет, но если и будет, ничем тебе не угрожает. Переезда в другую страну нет. Линия борьбы есть, но за что это борьба — неизвестно. Вот пояс Венеры: способность любить — способность обманываться. Здесь уйма линий, ты в меру испорчен для любви во всех ее проявлениях.

— Ну уж скажешь!

— Слушай дальше. Самое сильное испытание тебя ждет в среднем возрасте. У тебя будет раздвоение — очевидно, во взглядах. Это вот — то, что остается сбоку, — двойная линия судьбы, линия жизни; а это — линия луны — фантазия. Ты станешь мягче, чем был, однако более властным. Ну, вот и все. Вот ты какой, оказывается.

— А теперь погадай себе.

— Что ты, я никогда этого не делаю. Боюсь.

— Ну хорошо, расскажи о правой руке, о том, что уже было — расскажи о себе.

— Ну вот, видишь? — она раскрыла правую ладонь. — Совершенно четкая линия судьбы. Видишь эту линию? Это значит, что я цельная натура, что на меня можно положиться, что я больше жена, чем любовница. У меня есть артистическая струнка, которая, однако, ни денег, ни славы не принесет. А это вот… нет, не скажу.

— А все-таки?

— Нет, нет, я это давно знаю. А тебе, может быть, будет неприятно.

— Ну, не интригуй меня. Скажи.

— Нет, нет.

— Как хочешь.

Как обычно, когда он перестал настаивать, она сама уступила.