Шевалье де Мезон-Руж

— А ты?

— У меня карабин. Ружья на плечо! На руку! Вперед, марш!

И патруль направился дальше. Морис был рядом с Лореном, а впереди шел какой-то человек, одетый во все серое. Это был представитель полиции.

Время от времени видно было, как от угла улицы или от двери дома отделялась какая-то тень и обменивалась несколькими словами с человеком в сером. Это были полицейские.

Когда отряд прибыл на Старую улицу Сен-Жак, человек в сером не колебался ни секунды. Он был хорошо осведомлен и сразу свернул в проулок.

Перед воротами в сад (через них однажды внесли Мориса со связанными руками и ногами) человек в сером остановился и сказал:

— Это здесь.

— Что здесь? — спросил Лорен.

— Здесь мы схватим обоих главарей.

Морис прислонился к стене. Ему казалось, что еще мгновение — и он упадет в обморок.

— А теперь, — добавил человек в сером, — давайте посмотрим. Здесь три входа: главный; тот, где мы стоим сейчас; вход в павильон. Вместе с шестью-восемью гвардейцами я войду через главный вход. Вы же наблюдайте за этим входом — оставим здесь четверых или пятерых, а трех самых надежных поставьте у входа в павильон.

— А я, — сказал Морис, — перелезу через стену и буду стеречь в саду.

— Прекрасно, — сказал Лорен, — тем более что ты сможешь открыть нам ворота изнутри.

— Охотно, — заметил Морис, — но не покидайте проулка и не входите, пока я не позову вас. Из сада я увижу все, что будет происходить в доме.

— Ты никак знаешь этот дом? — поинтересовался Лорен.

— Когда-то я хотел его купить.

Лорен расставил засады по углам изгороди и в нише ворот. А полицейский с восемью-десятью гвардейцами направился, как он сказал, захватывать главный вход.

Через минуту звуки их шагов растворились в пустынной темноте, не привлекая ни малейшего внимания.

Люди Мориса заняли отведенные им места и из всех сил старались слиться с тем, что их окружало. Все делалось тихо: можно было поклясться, что на Старой улице Сен-Жак не происходит ничего необычного.

Морис полез на стену.

— Подожди, — остановил его Лорен.

— Что еще?

— А пароль?

— Да, верно.

— «Гвоздика и подземный ход». Арестовывай всех, кто не скажет этих слов; пропускай всех, кто их скажет. Таков приказ.

— Спасибо, — сказал Морис. И он спрыгнул со стены в сад.

IV. «ГВОЗДИКА И ПОДЗЕМНЫЙ ХОД»

Полученный удар был ужасен. Морис должен был собрать всю свою волю, чтобы скрыть от Лорена потрясение, охватившее все его существо. Но, оказавшись в одиночестве, в тишине ночного сада, он немного успокоился: беспорядочно роившиеся в его голове мысли более или менее пришли в порядок.

Как же так? Выходит, дом, куда Морис приходил часто и с самой чистой радостью, дом, ставший для него земным раем, был притоном кровавых интриг! Выходит, радушный Прием, оказанный в ответ на его горячую дружбу, был лицемерием, а вся любовь Женевьевы была только страхом!

Читатели уже хорошо знакомы с расположением сада, где неоднократно прогуливались наши молодые люди. Морис скользил от одной группы деревьев и кустов к другой, пока не укрылся от лунного света в тени той самой оранжереи, где он был заперт в первый раз, как оказался в этом доме.

Оранжерея находилась напротив павильона, где жила Женевьева.

Огонь в этот вечер, вместо того чтобы ровно и спокойно освещать комнату молодой женщины, блуждал от одного окна к другому. Занавеска случайно оказалась наполовину поднятой, и Морис заметил Женевьеву, поспешно бросавшую вещи в чемодан. Его удивило, что в ее руках блеснуло оружие.

Чтобы лучше видеть происходящее в комнате, он встал на одну из каменных тумб. Его внимание привлек жаркий огонь, пылавший в камине: Женевьева жгла какие-то бумаги.

В это время открылась дверь и в комнату вошел какой-то человек.

Вначале Морис решил, что это Диксмер.

Молодая женщина подбежала, схватила его руки, и они какое-то время смотрели друг на друга, как будто охваченные сильным волнением. Причину этого волнения Морис не мог угадать, потому что не слышал, о чем они говорили.

Но тут Морис смерил глазами фигуру вошедшего.

— Это не Диксмер, — прошептал он.

Действительно, вошедший был худощав и невелик ростом; Диксмер же был высок и плотен.

Ревность — действенный стимул; Морис мгновенно вычислил в уме рост незнакомца с точностью до одной десятой дюйма и представил себе фигуру мужа.

«Это не Диксмер», — прошептал он, как будто должен был повторить это еще раз, чтобы убедить себя в коварстве Женевьевы.

Он потянулся к окну, но чем ближе подходил к нему, тем меньше видел: в голове его пылал жар.

Его нога наткнулась на приставную лестницу. Окно находилось на высоте семи-восьми футов. Он приставил лестницу к стене, поднялся по ней и впился глазами в щель занавески.

Незнакомец, находившийся в комнате Женевьевы, был молод, лет двадцати семи-двадцати восьми. Голубые глаза, изящная внешность. Он держал руки молодой женщины в своих и что-то ей говорил, стараясь осушить слезы, стоявшие в чудесных глазах Женевьевы.

Легкий шум, произведенный Морисом, заставил молодого человека повернуть голову к окну.

И тут Морис едва сдержал крик удивления: он увидел своего таинственного спасителя с площади Шатле.

В эту минуту Женевьева отняла свои руки и подошла к камину, чтобы убедиться, что все бумаги сгорели.

Морис не мог больше сдерживаться. Все страсти, терзающие мужчину — любовь, месть, ревность, — огненными зубами стиснули его сердце. Не теряя времени, он с силой толкнул плохо закрытую оконную раму и спрыгнул в комнату.

В тот же миг к его груди были приставлены два пистолета.

Женевьева повернулась на шум и онемела, увидев Мориса.

— Сударь, — холодно сказал молодой республиканец тому, кто держал его жизнь под двойным прицелом своего оружия, — сударь, вы шевалье де Мезон-Руж?

— А если и так? — ответил шевалье.

— О, если это так, то я знаю, что вы человек мужественный, а стало быть, спокойный, потому хотел бы сказать вам два слова.

— Говорите, — согласился шевалье, не убирая пистолетов.

— Вы можете меня убить, но вы не убьете меня прежде, чем я закричу; вернее, я не умру, не закричав. А услышав крик, множество людей, окруживших этот дом, обратят его в пепел за десять минут. Так что опустите ваши пистолеты и послушайте, что я сейчас скажу этой даме.