Шевалье де Сент-Эрмин. Том 2

LXXXIX В КОТОРОЙ НАПОЛЕОН ПОНЯЛ, ЧТО ИНОГДА СЛОЖНЕЕ ПОДЧИНИТЬ СЕБЕ ЛЮДЕЙ, ЧЕМ ФОРТУНУ

Результаты чествований Нельсона известны.

Французский посол, в ярости от такой наглости, потребовал свои паспорта и уехал.

Король не желал доставлять французам удовольствия напасть первыми; с армией в шестьдесят пять тысяч человек он двинулся навстречу Шампионне, у которого было двенадцать тысяч, и в первом же столкновении дрался так, что бросился бежать и ни разу не остановился до самого Неаполя.

Шампионне преследовал его с тем пылом, который отличал республиканских генералов. Пять или шесть тысяч бездельников попробовали сделать то, что не удалось шестидесятипятитысячной королевской армии, противостояли французам и три дня защищали город, но в конце концов лишь прикрыли короля, королеву, а также английского посла и его жену.

Погрузившись на корабли, они бежали в Сицилию.

Чуть позже кардинал Руффо, с верительными грамотами короля и как его alter ego, вышел из Мессины, чтобы отвоевать Неаполь. В это время Бонапарт находился в Египте, запертый там после поражения его флота при Абукире, а французы, разбитые в Италии, утратили репутацию непобедимых.

Руффо отвоевал сначала Калабрию, затем Неаполь и остановился лишь на подступах к Риму.

Фердинанд вернулся в Неаполь, заранее отослав туда список из ста фамилий, которых приговорил к казни без суда.

Отставной адмирал Карачолло, как неаполитанский подданный, должен был встать на защиту своего короля. Это было единственное обвинение, которое можно было ему предъявить. Ни один трибунал не посмел бы осудить его; обязанности палача, за поцелуй Эммы и за улыбку королевы, взял на себя Нельсон.

Он схватил Карачолло в его убежище, где тот укрывался, бросил на борт «Громовержца», и здесь, наперекор всем правилам человечности, неаполитанский адмирал был повешен адмиралом английским на рее фок-мачты, точно обыкновенный пират [74] .

Казалось, по возвращении в Лондон, после постыдной услуги, оказанной неаполитанскому двору, его ждет по крайней мере общественное порицание. Не последовало ничего.

Напротив, в Англии, куда он вернулся с леди Гамильтон, его ждали чествования за Абукир и Неаполь; корабли на Темзе распустили знамена в его честь, а правительство и лондонские компании посвящали ему хвалебные речи как спасителю отечества: народ охватывало воодушевление при каждом его появлении, его встречали овациями и бродили за ним толпами.

74

Макдональд одержал победу над неаполитанцами генерала Мака у Чивиты Кастильской 4 декабря 1798 г.; король и королева бежали из Неаполя 23 декабря 1798 г.; кардинал Руффо высадился в Калабрии в феврале 1799 г., а в июне вступил в Неаполь; Карачиолло был повешен на «Минерве» 29 июня 1799 года.

Он купил загородную виллу Мертон в окрестностях Лондона: здесь он скрывал свою любовь, славу и свои угрызения. У Эммы до этого родилась дочь, которая была крещена под именем Горация.

Война в Балтике позвала его в море: он командовал флотом, который подошел к Копенгагену и сжег датский флот.

Здесь с ним произошел такой случай: когда датский адмирал слал ему сигнал за сигналом о прекращении сопротивления, он, приложив подзорную трубу к своему выбитому глазу, упорно отвечал: «Не вижу».

Этот ответ, достойный Атиллы или Алариха и вызвавший осуждение у людей цивилизованных, покрыл его имя славой в Англии и вселил ужас в остальную Европу. Триумфатором он вернулся в Лондон, а король даровал ему титул лорда.

Таким был он, единственный противовес Великобритании Наполеону.

Между тем сей последний продолжал свою дуэль с Англией.

За восемнадцать месяцев им были сосредоточены во всех французских и голландских портах грозные силы, предназначенные для высадки в Англии. Пятьсот или шестьсот канонерок, собранных вдоль береговой линии от Абвиля до Дюнкерка, готовы были принять на борт войска, ожидавшие в булонском лагере, и за один день перебросить, подобно движущемуся мосту, на английский берег одну из его армий, непобедимых, как войско Вильгельма Завоевателя.

Англичане, вовсю высмеивая ореховые скорлупки, как они называли суда Бонапарта, ни на миг не упускали из виду огромное сосредоточение войск, происходившее рядом с их островом. Их эскадры перекрыли Ла-Манш и преградили нашим судам путь к Лондону.

Между тем Наполеон не думал наступать прежде, чем соберет флот не менее чем в шестьдесят или восемьдесят боевых кораблей, которые бы ринулись в Ла-Манш, чтобы дать бой англичанам. Теперь его Мало интересовал конечный исход сражения, которое могло окончиться как победой, так и поражением, — главное, успеть занять вражеский флот на сутки, пока его армия в сто пятьдесят — двести тысяч человек не переправится на английское побережье. Но французские корабли, запертые одни в устье Шельды, другие в Бресте, а также в Тулоне и в Кадисе, могли объединиться в большую эскадру, равную или превосходящую английскую, лишь силой чуда, мастерства либо отчаянья. Однако ни один из наших адмиралов, ни среди французов, ни среди голландцев или испанцев, не был гением, способным на столь героическую и безнадежную операцию, которая пересилила бы невозможность [75] .

75

По счастливому выражению Ламартина. (Прим. Дюма.) [Нельсон,И, IX, с. 67. — Изд.]

Робкие духом, хоть и с храбрыми сердцами, они сгибались под грузом ответственности, когда требуется самозабвенная отвага. «Если вы не в состоянии победить, не побеждайте, но сражайтесь!» Они не понимали, что следовало любой ценой помешать английскому флоту идти на помощь Лондону и что отвлечь английские суда в пятистах лье от Ла-Манша — это значило сослужить службу Наполеону и его планам нашествия на Англию.

Войне на суше хватало одной храбрости; война на море требовала героизма и знаний.

Армейская часть, разбитая, поредевшая, бежавшая, пополняется рекрутами и переформируется, но корабли, подбитые или подожженные, море поглощало вместе со всеми на борту, а от флота не могут оставаться обугленные обломки.

В этом англичане отдавали себе отчет не меньше Наполеона.

Отчаявшись объединить свои разрозненные флотилии, он надеялся выйти одновременно из Тулона и Бреста двумя эскадрами, с пятидесятитысячной армией на борту и двумя маршрутами устремиться к Индийскому океану. Две эскадры неизбежно навлекут на свой след английский флот, и пока они будут лететь на помощь Индии, возможно, настало бы время бросить этот движущийся мост на Ла-Манш и совершить то, что прежде до него совершили Цезарь и Вильгельм-Завоеватель.

Но для этого грандиозного плана ему не хватало терпения, и он обратился к другому, как казалось, более простому и надежному. Речь шла о том, чтобы отвлечь английский флот и увести его подальше от Ла-Манша. По его приказу адмирал Вильнев, на которого он возложил верховное командование всем объединенным французско-испанским флотом, должен был отплыть из Тулона с тринадцатью кораблями и несколькими фрегатами.

Он должен был соединиться с испанскими эскадрами под командованием адмирала Гравины в порте Кадис; отсюда они вышли бы в Атлантику и у Антильских островов объединились с эскадрой адмирала Миссьесси из шести кораблей, а адмирал Гантом, командовавший брестским флотом, имел приказ с первым же штормом, который прогнал бы английского адмирала Корнуоллиса, бороздившего море под Брестом, объединиться с Вильневом, Гравиной и Миссьесси у Мартиники. Эта флотилия, вспугнув англичан у Антильских островов, затем во все паруса несется к Франции. В это время английские эскадры, конечно, рассеются, преследуя их; у берегов Европы планировалось дать им бой, и при любом исходе, победе или поражении, броситься в Ла-Манш и, опередив англичан, высадиться на английском побережье.

К несчастью, установившийся штиль не позволил Гантому сняться с рейда в Бресте. Вильнев вернулся в воды Европы, получив приказ вступить в бой у Бреста с Корнуоллисом, чтобы вызволить флот Гантома, объединиться с этой частью нашего флота и вступить в бой с английской эскадрой, стоявшей у Ла-Манша, какими бы ни были мощь и численность последней.

— Англичане не видят того, что нависло над их головами, — кричал Наполеон, подняв кулак подобно Аяксу, — если я хоть на двенадцать часов стану хозяином Ла-Манша, им конец [76] .

76

Ламартин, История Нельсона. (Прим. Дюма.)