Шейх
Шрифт:
После завтрака я отправилась к отцу в больницу и провела у него несколько часов. Настроение у папы было сегодня совершенно другое, нежели вчера. Он хандрил, ворчал, что ему смертельно надоели больницы, делал неприятные намеки, давая понять, что винит меня в произошедшем. Допытывался насколько серьезны мои отношения с шейхом. Все это ужасно выматывало.
– Если ты так дружишь с этим шейхом, - кривя лицо произносит отец, - то могла бы повлиять на него. Этот надменный сукин сын мог бы оказать мне гостеприимство в своем дворце. Я уже не лежачий больной и вполне мог бы… Но ты, конечно, не станешь спрашивать, - добавляет ворчливо.
– Хорошо, я спрошу, конечно же. Дворец большой… Но знаешь, думаю скоро мне пора будет уезжать.
– То есть что значит «скоро»? Ты сама не знаешь? Все будет, как решит этот мужик? С каких пор ты такой стала? Я не узнаю тебя, - бушует отец.
– Я… - начинаю и осекаюсь.
Как же трудно соблюдать баланс, маневрировать в этом океане вранья! – Пап, что ты от меня хочешь? Ты хочешь во дворец? Я сказала, что спрошу! Хочешь, чтобы мы уехали домой? Как только твой лечащий врач разрешит…
– Как ты могла убежать с шейхом, Виталия? Ты разбила мне сердце! Мне больно видеть тебя… - голос звучит глухо, от этого еще больнее.
– Прости меня пожалуйста, - всхлипываю.
Это все что могу сказать сейчас. Чувствую абсолютную беспомощность, на глаза наворачиваются слезы.
– Пап, мне кажется не стоит нам сейчас спорить. Это опасно, тебе может стать хуже. Тебе надо окрепнуть, чтобы вернуться побыстрее домой. Лучше ложись, отдохни… Вернемся к разговору позже.
– Ты приедешь завтра?
– Конечно же. Я буду приходить каждый день.
– Но сначала тебя не было. Ксения пришла первой…
– Прости. Мы ездили к границе, попали в бурю…
Ухожу от отца с тяжелым сердцем, сейчас в моей душе ужасное смятение. Происходящее видится в самом черном свете из всех возможных.
Даю себе слово поговорить с шейхом как можно тверже, жду его в комнате, шагая из угла в угол. Но когда он возникает на пороге глубокой ночью, вдруг пропадает дар речи. Кадир выглядит очень уставшим, под глазами залегли синяки.
– Что-то случилось? – спрашиваю машинально, не успев одернуть свое никчемное любопытство. Какая мне разница, случилось у него что-то или нет. Мне должно быть все равно.
– Нет, просто устал. Мне приятна твоя забота, Виталия, - произносит шейх, проходит на балкон, опускается в глубокое плетеное кресло. – Иди сюда.
Приходится подчиниться и выйти следом.
– Сейчас накроют ужин. Ты голодна?
Отрицательно мотаю головой.
– Ты очень худенькая. Тебе надо есть…
– Зачем? Почему тебя это волнует?
Шейх смотрит на меня внимательно, изучающе.
– Ты злишься? Что тебя не устраивает, Виталия? Я дал тебе возможность выезжать из дворца. Ты ездила сегодня к отцу. Велел отвезти тебя по магазинам…
– Меня не интересуют шмотки, неужели ты не понимаешь? Я домой хочу. Сколько мне еще быть здесь? Папа… мне стыдно перед ним! Ведь я вынуждена врать, что нахожусь тут добровольно! Отец просит… чтобы его сюда
тоже поселили… Боже, я совершенно запуталась, завралась! Это отвратительно! – поворачиваюсь к собеседнику спиной, стискиваю кованые перилла балкона, смотрю невидящим взглядом в ночную даль, пытаясь успокоиться, дышать глубже.– Понимаю. Мне жаль, что так происходит. Я подумаю, что можно сделать. В принципе, твоему отцу найдется здесь место.
– Не жди от меня благодарности! – поворачиваюсь к шейху.
– Хорошо. Не буду.
Лицо Кадира темнеет. Ему определенно не нравится наш разговор. Но он терпит, пытается идти на уступки. Но это не усмиряет мою злость, она лишь усиливается.
– Я хотела поговорить еще об одном! Ты…
Замолкаю, потому что мне нелегко заговорить о самом интимном.
– Продолжай. Что тебя тревожит? – ободряюще спокойно произносит шейх.
– Ты не предохраняешься! Может думаешь, что я должна сама… Но я же девственницей была до тебя. Почему… почему мы не предохраняемся?
Кадир хмурится сильнее.
– Тебя это так сильно волнует? Так невыносима мысль иметь от меня ребенка?
– А как ты думаешь? – буквально задыхаюсь от возмущения. – Думаешь, я мечтаю стать матерью одиночкой? Или сделать аборт? Или…
Меня душат слезы. Ну почему, почему он такой бесконечно жестокий, равнодушный, невыносимо отстраненный сейчас? Словно мы говорим о чем-то совершенно незначительном. Как он может не понимать всю серьезность…
– Ты чудовище! Я… ненавижу тебя!
У меня это вырывается неосознанно, тут же прихожу в ужас, потому что взгляд Кадира просто убийственный.
Он резко встает с кресла, я сжимаюсь от страха. Жду, что ударит меня, потому что глаза шейха огнем полыхают, прожигая меня насквозь.
– Не стоит так переживать, Виталия. Я не безмозглый идиот, плодящийся бездумно. Я не предохранялся с тобой, потому что ты девственница. А еще – потому что у меня не может быть детей. Перенесенная в детстве инфекция. Маленькая неприятность, ставшая огромной болью для моего отца. Запичкавшего меня лечениями, таблетками, обследованиями. Вплоть до вступления в совершеннолетие, пока не смотался из дома.
Застываю, слушая грубую, резкую исповедь. Не знаю, что сказать. Мне не за что стыдиться – ведь я не знала, предположить не могла… Такой большой, здоровый мужчина. Шейх. И без наследника. Наверное, это тяжкий крест. Наверное, мне стоит извиниться.
– Я не…
– Хочешь пожалеть меня? Не сегодня.
С этими словами шейх покидает балкон, оставляя меня, ошеломленную и растерянную, в одиночестве. Хлопает дверь комнаты. Тишина кажется оглушающей. Мне тревожно. И совсем не радует, что видимо этой ночью в постели я буду одна…
Глава 25
Несколько дней я не видела Кадира, решила, что он избегает меня. Так странно, вроде радоваться должна, что больше не желает меня видеть. А сердце почему-то ныло при мысли что это все, финиш, мое жестокое приключение приближается к концу…
Без внимания шейха я полностью погрузилась в собственные мысли и переживания, почти не выходила из своей комнаты, только чтобы с утра съездить навестить отца в больнице. С каждым днём я начинала отчетливее понимать, что мои чувства приходят в ещё больше противоречие. Я терялась в раздрае собственных эмоций, чувствовала полную беспомощность.