Широкий Дол (Вайдекр, или темная страсть) (др. перевод)

— Вы не поняли меня. — Мистер Ллевеллин говорил мягко, но что-то в его лице изменилось. — Неужели вы решились вспахать эту землю плугом, выровнять холмы, засыпать ручьи и в результате засадить все пшеницей?

— Таковы мои намерения. — Мое лицо стало таким же печальным, как его.

— Хорошо, хорошо. — Больше он ничего не сказал.

— Вы заинтересованы в закладной на эту землю? — небрежно спросила я, когда мы повернули домой.

— Разумеется, — холодно ответил он. — Это обещает хорошую прибыль. Вы бы желали получить деньги наличными или мне перечислить их вашим лондонским банкирам?

— В Лондон, если вас не затруднит, — сказала я. — У вас имеется их адрес.

Домой мы ехали в молчании, освещаемые ярким, но таким холодным зимним солнцем.

— С вами приятно вести дела, миссис Мак-Эндрю, — церемонно произнес мистер Ллевеллин, когда мы подъехали к конюшне. — Я не буду заходить в дом. Попросите запрячь мою лошадь, я сразу отправлюсь в обратный путь.

Он подошел к своей карете и протянул мне два контракта. Я приняла их, пробежала глазами и подала ему на прощание руку.

— Благодарю вас за ваш визит, — вежливо отозвалась я. — Желаю благополучного возвращения.

Он уселся в карету, лакей убрал ступеньки и закрыл за ним дверцу. Я слабо махнула рукой, и экипаж укатил.

День был холодным, но я продрогла не только от мороза. Меня сковывало холодное прощание мистера Ллевеллина. Совершенно чужой человек, он осудил меня за отношение к общественной земле, за предательство интересов бедных людей, доверявших мне, за мое стремление разрушить хрупкую красоту Вайдекра. Я вздрогнула. Повернувшись к дому, я увидела, что у двери стоит, наблюдая за мной, Селия. Она казалась встревоженной.

— Кто был этот джентльмен? — спросила она. — Почему ты не пригласила его в дом?

— Это всего лишь торговец, — ответила я, передавая поводья конюху. Подойдя к Селии, я слегка обняла ее и повела в дом. — Сегодня холодно. Пойдем погреемся у камина.

— Что его интересовало? — продолжала она расспросы. Я в это время снимала перчатки и шляпку, а потом позвонила, чтобы подали горячий кофе.

— Он хочет купить строевой лес с новой плантации, — предпочла я полуправду. — Я отвозила его туда и ужасно замерзла.

— Разве эти деревья уже готовы к вырубке? — удивилась Селия. — Мне кажется, это не так.

— Ты права, Селия, — ответила я. — Он — специалист по строевому лесу и дает вам гарантированную цену задолго до вырубки деревьев. Но наши деревья растут быстро, и скоро плантация будет готова. Селия, ты не бываешь там годами и совершенно не знаешь, как обстоит дело.

— Да, конечно, — согласилась Селия. — Я не интересуюсь землей так, как ты, Беатрис.

— Да и нет причин на это. — Я улыбнулась вошедшему Страйду и кивком велела налить кофе. — Зато ты блестяще присматриваешь за кухней. Что сегодня на обед?

— Суп из дичи и оленина, — рассеянно ответила Селия, — и еще несколько блюд. Беатрис, скажи, когда Джон вернется домой?

Неожиданность ее вопроса заставила меня вздрогнуть и взглянуть на нее. Она сидела на подоконнике, в руках у нее не было ни вязания, ни вышивки, но ее глаза не знали покоя — они изучали мое лицо. И я чувствовала, что ее мозг пытается разгадать эту непонятную для нее ситуацию.

— Только когда он будет совершенно здоров, — твердо ответила я. — Я больше не желаю таких сцен.

Как я и ожидала, она побледнела.

— Избави Бог, — прошептала она и невольно опустила взгляд на то место, где лежал связанный Джон, моля ее о спасении. — Если б я знала, что с ним будут так обращаться, я бы ни за что не поддержала твою идею послать его туда.

— Конечно нет. — Я внимательно следила за ней. — Но главное для него — это вылечиться. Кроме того, мне казалось, что это было его собственное желание.

Селия кивнула. В ее глазах я увидела тень возражения, но слушать его мне не хотелось.

— Я пойду переоденусь к обеду, — сказала я, поднимаясь с кресла. — Сегодня очень холодно. Давай возьмем детей в галерею и поиграем в волан.

Лицо Селии просветлело при упоминании о детях.

— О, отлично! — отозвалась она, но в голосе ее не было радости.

С помощью такой незамысловатой хитрости освободилась я от вопросов о мистере Ллевеллине, майорате, о том, зачем мне понадобились деньги. Главное, от расспросов о Джоне и его предполагаемом возвращении.

Селия ждала возвращения Джона к Рождеству. Рождество пришло и ушло, но Джон еще не поправился. В этом году мы не устраивали большого рождественского бала, поскольку были в трауре. Но доктор Пирс предложил сделать маленький праздник для деревенской детворы в доме викария.

Я решила, что мы сделаем даже кое-что получше: мы обеспечим детей подарками. Мисс Грин — домоправительница викария и сестра нашего мельника — подпустила шпильку, поинтересовавшись, что будут есть детишки и примерно какой счет мы можем оплатить. Она была необыкновенно противная старая дева. Поэтому в Рождество я подкатила к церкви в карете, доверху нагруженной хлебом, вареньем, сладостями и лимонадом. Праздник начинался сразу после воскресной службы, и мы с Гарри и Селией вышли из церкви поздороваться с арендаторами и работниками, обычно поджидавшими нас здесь.

Самые бедные из батраков и их дети находились в доме викария под присмотром мисс Грин и двух помощников приходского священника.

— Счастливого Рождества, с добрым утром! — поздравила я собравшихся во дворе церкви и была удивлена отсутствием улыбок.

Мужчины обнажили головы, женщины приседали в реверансе, когда мы проходили мимо, но я не чувствовала теплоты, с которой меня всегда встречали. Я удивленно оглянулась, но никто не смотрел мне в глаза, никто не бормотал: «Как хороша сегодня мисс Беатрис», никто не приветствовал нас.

Я так привыкла быть любимицей Вайдекра, что сейчас просто ничего не могла понять. Дети расселись на скамьях вдоль длинного стола, за ними стояли их родители, в считаные минуты прислуга Вайдекра помогла миссис Грин принести обильный обед. Это был рождественский обед — один из самых радостных и шумных праздников в году. Но сейчас повсюду царило молчание и никто не улыбнулся мне. Я отыскала глазами миссис Мерри, повитуху, и поманила ее пальцем.

— Что с ними со всеми случилось? — спросила я.