Шиворот-навыворот

Начинать надо издалека, чтобы наставник не усомнился в его искренности, или, что хуже, в здравом рассудке. Возможно, в виде предисловия уместно напомнить о случаях вторжения сверхъестественных сил в земные дела с давних времен и до наших дней. Только вот примеры никак не шли на ум Полю, а впрочем, стоит ли утомлять внимание доктора такими деталями?

Нет, лучше начать примерно так: «Вы вряд ли обратили внимание, мой дорогой сэр, что с нашей последней встречи в этом году во мне произошли некоторые весьма значительные изменения...» Обдумывая наши речи, мы обычно прибегаем к куда более вычурным оборотам, чем те, что потом срываются с наших уст. Поэтому мистер Бультон выучил первую фразу наизусть. Она показалась ему способной привлечь внимание слушателя и заинтересовать в продолжении.

Насчет продолжения, правда, возникли сложности. Поль понимал, что от него требуется лишь изложить простые, неприкрашенные факты, но как воспримет их постороннее ухо? Он по-всякому старался смягчить вопиющую неправдоподобность случившегося, но ничего путного из этой затеи не вышло.

«Не знаю, что я скажу доктору, – признался наконец он себе. – Если я и дальше буду думать об этом, то перестану сам себе верить».

В этот момент к нему подсел Бидлкомб.

– Дик, – начал он дрожащим голосом, – ты действительно хочешь о чем-то рассказать доктору?

«Господи, теперь ко мне пристает этот!» – горестно подумал Поль, а вслух сказал:

– Именно так, молодой человек! Если у вас есть на этот счет возражения, прошу высказать их мне. Я слушаю. Для меня это вопрос жизни и смерти, но коль скоро вы возражаете, ничего не поделаешь!

– Нет... Просто дело в том, что я... – замямлил Бидлкомб. – Я, конечно, обращался с тобой в последнее время не очень...

– Вы были достаточно любезны предложить товарищам ряд способов досадить мне, – мстительно напомнил Поль. – Вы не раз ударяли меня ногой, а вчера, если я не ошибаюсь, именно у вашего платка оказался самый большой и крепкий узел. Если это дает вам право вмешиваться в мои дела, вслед за вашим досточтимым другом мистером Чонером, то мне возразить нечего.

– Ты сердишься, – кротко заметил Бидлкомб. – И правильно делаешь. Я вел себя по-хамски. Но я давно хотел сказать, что все это время очень за тебя переживал.

– Весьма утешительно, – сухо отозвался Поль. – Премного благодарен. Большое спасибо.

– Просто меня сбили с толку остальные, – продолжал Бидлкомб. – Но ты всегда мне нравился, Бультон.

– Странный способ выказывать свое хорошее отношение. Но продолжайте. Я вас слушаю.

– Мне больше нечего сказать, – робко отозвался Бидлкомб, – только не говори про меня ничего, Дик, а? Будь другом. Я за тебя буду заступаться. Честное слово. Ябедничать нехорошо. Ты раньше никогда не ябедничал.

– Не волнуйтесь, друг мой, – сказал Поль. – Я не буду отбивать хлеб у достойнейшего Чонера. То, о чем я собираюсь поведать доктору, не имеет к вам никакого отношения.

– Честное слово? – воспрянул духом Бидлкомб.

– Да, честное слово, – желчно проговорил Поль. – А теперь я просил бы оставить меня в покое. Нет, не надо Рукопожатий. Я был вынужден принимать от вас пинки, но это не значит, что я обязан принимать уверения в вашей дружбе.

Бидлкомб удалился с видом слегка пристыженным, но в Целом весьма довольный, что его страхи не подтвердились.

«Слава Богу, – думал Поль, – этот хоть оказался не таким настырным. Ну и компания! Ну вот, еще один пожаловал!»

Вслед за Бидлкомбом к нему стали подходить один за другим школьники. Одни были более угодливы, другие менее, ко все клялись, что и в мыслях не держали как-то обидеть его, и умоляли не жаловаться на дурное с ним обращение. В знак добрых чувств и примирения они приносили маленькие подношения – пеналы, перочинные ножики и так далее. Эти визиты довели Поля до исступления. Однако, после жарких объяснений, ему удалось успокоить их, развеять их страхи, но не успел он отправить восвояси последнего просителя, как увидел, что к нему направляется Джолланд.

Джолланд оперся на парту руками и пристально посмотрел в лицо Полю своими зелеными глазами.

– Не знаю, что ты там наговорил ребятам – вид у них мрачный, и они помалкивают о ваших переговорах, но я тебе скажу прямо: я не думал, что ты докатишься до такого.

– До чего? – удивленно спросил Поль, которому это уже порядком надоело.

– До того, что станешь стучать на всех нас. Если после каникул тебе от ребят сильно доставалось, то в этом виноват ты сам. В прошлом семестре ты вел себя прилично, а сейчас с первого дня ты как с цепи сорвался. Сначала я думал, ты просто валяешь дурака, но теперь я уже не знаю, что это, и знать не желаю. Я защищал тебя как мог, пока вчера ты не опозорился окончательно. Я тоже был среди тех, кто лупил тебя, и в следующий раз поступлю точно так же. Имей это в виду. Вот все, что я хотел сказать.

Слышать ото было малоприятно, но Поль не мог подавить чувство, что упреки эти не лишены оснований. Джолланд по-своему был добр к нему, хотя это и причиняло Полю определенные неудобства. Так или иначе Поль ответил довольно кротко:

– Ты не прав, друг мой, не прав. У меня нет ни малейшего желания рассказывать доктору про кого-либо. Так я и доложил твоим приятелям. Со мной случилось нечто крайне неприятное, но ты все равно не поймешь, даже если я буду объяснять.

– Я не знал, – уже мягче сказал Джолланд. – Если тебе нужно какое-то лекарство...

– Так или иначе, – отвечал Поль, не собираясь открываться мальчишке,ни тебя, ни твоих товарищей это никак не заденет. Ты неплохой мальчик, и я не хочу, чтобы у тебя из-за меня были неприятности – ты и сам их накличешь на свою голову, – а потому оставь меня в покое.

На все эти разговоры ушло немало времени. Взглянув на часы, Поль обнаружил, что уже почти восемь. Доктор что-то задерживался. Мистеру Бультону сделалось не по себе. Он стал лихорадочно высчитывать, кто вернется раньше – доктор или Чонер.

До церкви было двадцать минут ходьбы, служба длилась час. Значит, Чонер должен вернуться к половине девятого. Сейчас как раз было восемь. У Поля оставалось полчаса надежды.

Если Чонеру удастся раньше него поговорить с доктором и показать записку, все его попытки объясниться – даже если у него хватит на это сил будут сочтены неубедительными. Но если опередить негодяя и рассказать доктору все как есть, донос успеха не возымеет.

Мистер Бультои сидел, наблюдая, как быстро движется минутная стрелка и страдая всей душой. Уже четверть девятого. Ну почему доктор так запаздывает? Каким фарсом порой оборачиваются светские церемонии. Неужели он позволил уговорить его остаться на ужин? Двадцать минут девятого. Чонер и все остальные будут с минуты на мнуту. Звонок. Он пропал. Нет, он спасен! В холле послышался голос доктора Гримстон. Как долго он снимает пальто!..

Но терпеливо ждущему воздается сторицею! Через мгновение доктор появился в классе, выделил взглядом Поля и, сказав: «Бультон, я готов тебя выслушать», двинулся к кабинету. Поль шел за ним на деревянных ногах. Как это не раз бывало, заготовленное вступление начисто вылетело из головы. Голова его сделалась как чугунная. Его так и подмывало задать стрекача, но он подавил в себе этот убийственный порыв и прошел в кабинет.

На столе стояла лампа с зеленым абажуром. Доктор сел в кресло у огня, закинув ногу на ногу и соединив кончики пальцев.