Схизматрица
Шрифт:
Из стены выросло щупальце плоти. Плоское утолщение на его конце коснулось шеи девушки. Подняв волосы, она соединила щупальце с разъемом. Лицо ее мгновенно расслабилось.
Ноги девушки подкосились, она начала медленно опускаться на пол, но подключившаяся Кицунэ успела ее подхватить. Тело коротко встрепенулось в судороге обратной связи, затем Кицунэ выпрямила его и огладила ладонями предплечья. Лицо снова обрело выразительность, а тело — грациозность. Старая, свирепая жизненная энергия словно бы электризовала его. Только глаза были мертвы.
— Привет, Кицунэ.
— Тебе нравится
— Абеляр Линдсей. Канцлер Космоситета метасистем Царицына Кластера, отдел системы Юпитера.
— И еще арбитр лиги Жизнелюбивых?
— Положение в общественных клубах не дает никаких законных прав, — улыбнулся Линдсей.
— Ну, этого положения достаточно, чтобы привлечь сюда перебежчика из Союза старателей… Она назвалась Верой Константин. И это имя столько для тебя значит, что ты сам приехал сюда?
— Приехал, — пожал плечами Линдсей.
— Дочь старого врага? И согенетик давно умершей женщины, чьего имени я не помню?
— Вера Келланд.
— А ты помнишь его хорошо… Может, даже лучше наших с тобой отношений?
— Они у нас были разные, Кицунэ. Я помню нашу молодость в Дзайбацу, хотя не так хорошо, как хотелось бы. Я помню те тридцать лет на Дембовской, когда я сторонился тебя из-за твоего превращения и потерянной жены.
— Стоило мне нажать, и ты не устоял бы передо мной, в какой бы форме я ни была. Все эти тридцать лет я только дразнила тебя.
— С тех пор я изменился. Теперь на меня нажимают другие вещи.
— Но и форма у меня теперь лучше. Совсем как старая. — Движением плеч она сбросила кимоно с тела девушки. — Ну что, попробуем? В память о былых временах.
Линдсей приблизился к телу и медленно провел сморщенной ладонью по ее боку.
— Просто прекрасно.
— Оно твое. Наслаждайся.
Со вздохом Линдсей провел по щупальцеобразному отростку, прилипшему к затылку девушки.
— Во время дуэли с Константином на меня тоже устанавливали нечто подобное. При передаче по проводам многое теряется. Ты не ощутишь того же, Кицунэ. Все будет не так, как раньше.
— Как раньше? — Она громко захохотала. Рот открывался, но лицо почти не двигалось. — Я так давно вышла за эти рамки, что забыла их.
— Ну хорошо. Но и я не смогу ощущать того же. — Отступив назад, он опустился на пол. — Если тебя это утешит, я все еще к тебе что-то чувствую. Несмотря на годы и перемены. Я не могу выразить этого в словах. Но то, что было между нами, и не требовало слов.
Она подобрала с пола кимоно.
— У тех, кто тратит время на поиск слов, никогда не хватает времени жить.
Несколько секунд прошли в обоюдном молчании. Она оделась и села с ним рядом.
— А как Майкл Карнассус? — спросил наконец Линдсей.
— Хорошо. С каждым омоложением мы исправляем все больше повреждений от «облома». Сейчас он часто покидает Экстратеррариум, все надольше и надольше. В моих коридорах он чувствует себя в безопасности. Теперь он даже может говорить.
— Я рад за него.
— Наверное, он любит меня.
— Что ж, этого нельзя не принять во внимание.
— Иногда я думаю, сколько же выгод из него
извлекла, и чувствую такую странную теплоту… Лучшая сделка моей жизни. Он был так чудесно податлив… Пусть даже теперь он бесполезен; всякий раз при виде него я ощущаю настоящее удовлетворение. Я решила, что никогда его не оставлю.— Очень хорошо.
— Для механиста своих дней он был очень одарен. Посол к инопланетянам и должен был быть из лучших. Здесь у него много детей — согенетиков — и все более чем удовлетворительны.
— Я это заметил, когда встретился с полковником Мартином Дембовски. Весьма способный офицер.
— Правда?
— Молод, конечно, — рассудительно сказал Линдсей, — но от этого никуда не денешься.
— Да. А эта балаболка, — тело ткнуло пальцем в собственную грудь, — еще моложе. Всего девятнадцать. Но мои стенорожденные должны расти быстро. Я хочу сделать Дембовскую своим генетическим гнездом. Все прочие должны уйти. Включая твою подружку-шейпера из Союза старателей.
— Ради тебя я заберу ее.
— Это ловушка, Абеляр. У детей Константина нет причин для любви к тебе. Не доверяй ей. Она, как и Карнассус, жила с пришельцами. И это не прошло бесследно.
— Говоря честно, мне просто любопытно, — улыбнулся он. — Возможно, это наркотик…
— Наркотик? Но это не твой излюбленный когда-то вазопрессин. Иначе у тебя было бы лучше с памятью.
— «Зеленый экстаз», Кицунэ. У меня имеются вполне определенные долгосрочные планы… А «Зеленый экстаз» поддерживает к ним интерес.
— Терраформинг…
— Да. Проблема, понимаешь ли, во времени и масштабе. А долго поддерживать фанатизм — тяжело. Без «Зеленого экстаза» разум разъедает фантастическое, низводя его до будничного.
— Понимаю. Твое фантастическое, мое экстатическое… Деторождение — это просто чудо.
— Дарить миру новую жизнь… Это таинство. Истинно пригожинское событие.
— Ты, должно быть, устал, дорогой. Я довела тебя до цикадских банальностей.
— Извини, — улыбнулся Линдсей. — Живешь с ними — привыкаешь.
— Вы с Уэллспрингом устроили отличную витрину. Оба вы — умеете поговорить. Уверена, лекции ты можешь читать часами. Или целыми днями. Но — века?
Линдсей рассмеялся:
— Иногда кажется просто анекдотичным, да? Двое бродяг, объявших предел пределов. Уэллспринг, полагаю, искренне верит. А я… Я стараюсь.
— Возможно, он полагает, что это ты веришь…
— Возможно. И то и другое. — Линдсей намотал прядь своих длинных волос на стальные пальцы. — Когда уходят мечты, постгуманизм приобретает определенную привлекательность. Существование четырех уровней сложности доказано математически. Я видел уравнения.
— Ты уж уволь меня, пожалуйста. Не настолько мы стары, чтобы обсуждать уравнения.
Слова ее проскользнули куда-то мимо. Под влиянием «Зеленого экстаза» мозг Линдсея на секунду поддался очарованию математики, чистейшего из интеллектуальных наслаждений. В нормальном своем состоянии, невзирая, на годы учебы, он воспринимал эти формулы как головоломное, почти непостижимое нагромождение символов. В «Зеленом экстазе» же он объял их разом, хотя после мог вспомнить лишь ослепительное наслаждение понимания. Чувство это было близко к вере.